Смерть по ходу пьесы

Макбейн Эд

— Когда это произошло?

— Когда мы решили, что нужно ее написать? Несколько недель назад.

— И с тех пор вы уже написали двадцать страниц?

— Нуда. Это нетрудно.

— Где вы работали? — спросил Карелла.

— В основном у Чака.

— В квартире на Ривер-стрит Северной?

— Да.

— Вы были там вчера вечером?

— Нет.

— А когда вы были там последний раз?

— Кажется, вечером в среду.

— В эту среду?

— Да.

— То есть восьмого апреля?

— Ну

да.

Клинг подумал, что это был один из немногих вечеров на прошлой неделе, когда никого не зарезали и не выбросили из окна.

— Мэдден в этой квартире и жил?

— По-моему, нет.

— Почему вы так считаете?

— По-моему, он просто использовал ее как место для работы.

— Он вам это говорил?

— Нет, просто у меня сложилось такое впечатление.

— А на основании чего оно сложилось?

— В холодильнике вечно было пусто.

— Так вы это заметили?

— Еще бы! Я все время удивлялся, почему он никогда не предлагает мне перекусить. А потом я понял, что ему просто нечего предлагать. В смысле, из еды или выпивки. Там было пусто, как в буфете у мамаши Хаббард.

— Вы не знаете, где он жил на самом деле?

— Наверное, у какой-нибудь женщины.

— Почему вы так считаете?

— Как-то вечером он отправился туда...

— Куда туда?

— Ну, не знаю.

— Тогда откуда вам известно...

— Он сказал, что сегодня нам нужно закончить пораньше, потому что его старуха ждет его дома.

— Он именно так и сказал? Старуха?

— Так и сказал.

— А вам не кажется, что он мог говорить о своей матери?

— Нет, не кажется.

— Но он сказал, что она ждет его дома — так?

— Да, ждет дома.

— Он использовал слово «дом».

— Да. Дома.

— Вы не спрашивали у него, где этот дом?

— Не-а. Это не мое дело.

— Где еще вы работали? Вы сказали, что чаще всего...

— Пару раз мы работали у меня.

— Звонил ли он куда-нибудь? От вас или от себя?

— Вроде бы пару раз звонил.

— Случайно не той самой «старухе», о которой он упоминал?

— Без понятия.

— А кому он звонил, вы не знаете?

— Ну, чаще всего народу из труппы. По поводу всяких театральных дел. Насчет новых страниц, переноса репетиций и всякого такого. Я не особенно прислушивался.

— Вы не знаете, звонил ли он когда-нибудь Джози Билз?

— Ну, звонил. Точно.

— Как он к ней обращался?

— Обращался?

— Не использовал ли он какие-нибудь ласковые слова?

— Нет-нет. Он называл ее просто Джози.

— И говорит только о работе?

— Ну, это так звучало.

— Он никогда не называл ее «дорогая», или «милая», или еще как-нибудь в этом духе?

— При мне ни разу.

— Придерживались ли вы какого-нибудь расписания при работе над пьесой?

— Мы просто договаривались,

когда нам обоим будет удобно.

— Безо всякого расписания? Например, по понедельникам, средам и пятницам или по вторникам, четвергам...

— Нет, никаких расписаний не было.

— Работали ли вы во вторник вечером?

Вечер вторника. Тот самый вечер, когда кто-то зарезал Мишель Кассиди.

— В прошлый вторник? — переспросил Джерри. — Нет, не работали.

— А вы не договаривались на этот вечер?

— Нет.

— Вы не знаете, где мог провести этот вечер Мэдден?

— Без понятия.

— А где вы были вчера вечером, мистер Гринбаум? — спросил Клинг.

— Около половины двенадцатого, — уточнил Карелла.

— Дома был. Спал, — ответил Джерри.

— Один?

— К сожалению, да.

— Мистер Гринбаум, как только лаборатория закончит изучать черновик пьесы...

— Лаборатория?

— Да, сэр. Его проверяют на предмет наличия тайнописи, пятен крови и любых...

— О Господи!

— Да, сэр. Во всяком случае, мы обязательно сделаем копию...

— Да зачем? Вы что, хотите ее поставить?

— Мы просто хотим посмотреть на пьесу.

— На пьесу? — переспросил Джерри.

— Или там есть что-нибудь такое, чего нам не следует видеть?

— Это, например...

— Может, вы сами скажете?

— Это вроде персонажа, который сбрасывает другого персонажа с десятого этажа? — поинтересовался Джерри.

— А что, там есть такие персонажи?

— Нету, — заверил их Джерри. — Единственный убитый персонаж — это женщина. Та самая «девушка, что уж мертва».

— Теперь и парень тоже мертв, — напомнил ему Карелла.

* * *

Нету больше никакого плавильного горна, вот в чем беда-то. Мы думали, что пригласим их всех к себе, примем в свои объятия, будем лелеять их, как родных, и создадим из сотен народов единый сильный и жизнеспособный народ. Вот такая была идея. На самом деле довольно неплохая идея. Единый народ. Единый добрый, порядочный, храбрый, благородный народ.

Но где-то по дороге идея начала забываться. Она и так прожила дольше большинства других идей — в Америке, где все находится в состоянии непрерывного изменения. В Америке, где всегда есть что-нибудь новенькое: новый президент, новая война, новый телесериал, новый фильм, новое шоу или новый скандальный автор. Если вспомнить о несметном количестве идей, денно и нощно захлестывающих Америку, то неудивительно, что людям начало казаться, что идея смешать все цвета, языки и культуры потеряла свою актуальность. Возможно, это произошло тогда, когда пламя факела, некогда ярко пылавшего над огромным городом — вратами в страну, — начало понемногу меркнуть и стало недостаточно жарким для того, чтобы плавить человеческую руду.