Смерть по имени сон
Шрифт:
– Это совершенно нелепая установка, – доказывал он. – Ведь кто-то может быть вне досягаемости гораздо более продолжительное время, чем какой-то десяток лет, если находится в дальнем уголке огромной Галактики. А кто-то наверняка до сих пор ещё не разбужен!
В свою очередь, и Лунзи старалась считаться с его предпочтениями. А может, это его настойчивые требования пробудили присущий ей дух противоречия. Но что бы ни являлось причиной, Лунзи поменяла в его квартире так мало, как только было возможно. Она любила спартанскую обстановку, которая лучше позволяла сосредоточиться на главном, чем уютный беспорядок студенческого жилья. И только когда Ти выразил недовольство, что она ведет себя как гость, а не постоянный жилец, Лунзи повела его делать
– Вот теперь я вижу руку Лунзи! – радостно воскликнул Ти, любуясь тем, как запечатленная на картине луна сочетается с преимущественно белым убранством комнаты. – Теперь это наш дом.
Лунзи отложила последний информационный кубик.
Ей нравился дом Ти. Он был просторным, даже – для квартиры одинокого человека – несколько нарочито; вдоль двух стен большой комнаты простирались широкие оконные проемы. Лунзи потянулась, разминая похрустывающие суставы, отчего манжеты её просторных спортивных брюк поддернулись выше лодыжек, а широкие рукава блузы из светширта соскользнули на макушку, приведя волосы в беспорядок, и прошествовала открыть окна, чтобы впустить в комнату теплый полуденный бриз.
Диафрагменное регулирование величины оконных проемов было выверено так, чтобы солнце максимально освещало белые ковровые покрытия. Обе стены в это время дня заливал свет. Кружка ароматного травяного чая подогревалась на кухне, видневшейся сквозь дверной пролет. Синтезатор пищи – гораздо более совершенной модели, чем тот, что был в её собственном университетском жилище, – они спрятали в нише кухонной стены за декоративным панно: так он меньше мозолил глаза. Они с Ти по-прежнему предпочитали готовить сами, когда позволяло время. Лунзи с удовольствием пользовалась счастливой возможностью побаловать себя маленькими радостями, которые редко выпадают на долю студентов и космических скитальцев.
В течение этого учебного семестра Лунзи была определена на должность ассистента доктора Рута в поликлиническом отделении. После того как она со стыдом примирилась с воспоминанием о скандале с пациентом-»тяжеловесом» и высказала свою обеспокоенность тем, что её душевное состояние отразилось на процессе лечения, Рут расспросил Рик-ик-ита и проанализировал ситуацию вместе с Лунзи. По мнению доктора, ничего ужасного с ней не произошло: мало найдется таких, кого общение с подобными субъектами хоть иногда не выбивало бы из колеи. Он убедил её, что никакой ксенофобии у неё нет.
– Рассерженный «тяжеловес» запросто может испугать нормального человека, – уверял он. – Вы можете бояться его со спокойной совестью.
Лунзи была благодарна ему за то, что он не увидел в этом значительного отклонения от нормы, и поклялась себе впредь сохранять самообладание. Но она не имела возможности на практике проверить себя до тех пор, пока ещё нескольким «тяжеловесам» не потребовалась медицинская помощь.
Всех студентов в клинике Университетского госпиталя лечили бесплатно, с посторонних же взималась весьма умеренная плата. Пострадавших от несчастных случаев, как и тех рабочих-»тяжеловесов», часто доставляли прямо в Университетский госпиталь, потому что в частных клиниках приходилось обычно дольше дожидаться приема. Лунзи заметила, что большинство студентов на Астрис человеческого рода-племени, но не потому, что прочие были менее заинтересованы в получении высшего образования или подвергались дискриминации, а из-за того, что особи многих видов обладали способностью передавать свои знания детям, находящимся ещё в материнской утробе или в яйце, и достаточно было единственному из них получить университетское образование, чтобы оно стало
Люди же получали образование после рождения, что представители некоторых других рас ФОП, в частности сетти и вефты, считали пустой тратой времени.
Лунзи свысока смотрела на «память расы» и другие явления того же рода, считая их проявлением комплекса неполноценности, и пропускала мимо ушей подобные замечания. «Память расы» оправдывала себя лишь в тех ситуациях, с которыми предки ранее сталкивались на собственном опыте. А ей уже не раз приходилось лечить от обезвоживания многочисленных вефтов с инженерного факультета, особенно первокурсников, бывших новичками на Астрис. А один юный сетти, изучавший на Астрис межпланетную дипломатию, чуть не довел себя до заболевания пищеварительного тракта, и пришлось показывать ему, какие местные растения употреблять в пищу не следует.
Этот день на службе выдался на редкость спокойным. Никому из её больных не требовалась немедленная помощь, поэтому она отложила истории болезни в стопку на кушетке и присела выпить чашку чаю. Чуть позже ей предстояло отчитаться перед доктором Рутом, а пока имелось немного свободного времени, и она позволила себе немного расслабиться. Рут был добрый и терпеливый учитель, который только улыбался её стремлению обойти лечащие машины вместо того, чтобы бранить за приверженность старинным идеалам.
Лунзи снова чувствовала уверенность в себе. Она все ещё побаивалась вступать с пациентами в непосредственный контакт, но с каждым разом все меньше и меньше. Она полагала, что не правильно целиком и полностью полагаться только на помощь машин. По её твердому убеждению, целителю не следовало быть только техником. Но эти её представления почти никто не разделял.
Солнечные пятна не торопясь ползли по комнате. Вот они легли у её ног, как любимый домашний зверек, пребывающий в добром расположении духа. Лунзи перевела вожделенный взор с персонального портативного компьютера, подаренного ей Ти на тридцатишестилетие, на маленькую полку с древними классическими книгами на дискетах, которые она раскопала в лавке букиниста. Полное собрание сочинений Редьярда Киплинга, заменившее потерянное любимое издание, стояло на полке в переднем ряду, маня к себе взор. Хотя времени, остававшегося до выхода на работу, было слишком мало, чтобы полистать книгу, его как раз хватало для ежедневных упражнений, которых требовала самодисциплина. Со вздохом Лунзи отставила пустую чашку и приступила к разминке.
– Делу – время, потехе – час, Кип, – с сожалением сказала она. – Ты бы понял это.
Крепкие ахиллесовы сухожилия между бедрами и пятками были растянуты у неё так хорошо, что она могла согнуться, положить ладони на пол плашмя и расслабить локти, не сгибая при этом коленей. Скованность мышц улетучилась без следа, когда она грациозно проделала ряд танцевальных па. Легко прыгая по комнате и сражаясь с невидимым противником, Лунзи старалась держаться подальше от компьютера и картин. Дисциплина учила, что надо поддерживать и увеличивать возможности мышц и сухожилий. Каждое упражнение предназначалось не только для тренировки определенной группы мышц, но и для того, чтобы почувствовать, что по сравнению с началом занятий энергетика твоя возросла. Она замечала, что походка её стала намного легче. Она передвигалась столь же бесшумно, как собственная её тень по освещенной солнцем стене. Движения её были плавны, каждое из них как бы вытекало из предыдущего.
Выпрямив спину, Лунзи приняла позу для медитации, сидя на пятках перед кушеткой. Солнечный свет заливал её колени. Она вытянула руки перед собой, повернула их ладонями вверх и позволила им медленно опуститься вниз, на колени.
Потом Лунзи закрыла глаза, постепенно отключая сознание до тех пор, пока не стала ощущать одно лишь своё тело: давление ягодиц на дуги ступней, тепло солнечного света на коленях, шероховатую поверхность ковра под кончиками пальцев рук. Крепкие мускулы легко удерживали её спину прямой.