Смерть по вызову
Шрифт:
– И тут нам поможет адвокат Максименков, который почему-то все не едет, хотя давно уже должен быть здесь.
Романов прислушался.
– Нет, кажется, он все-таки приехал, ворота только что закрылись. Первый муж теперешней жены Максименкова журналист Ларионов. Слышали о таком?
– Максименков что-то рассказывал. Они ребенка никак поделить не могут. Максименков, кажется, хотел этого парня усыновить. А отец не соглашается. И правильно делает.
– Эта история с ребенком к нам отношения не имеет. Просто Ларионов друг Ирошникова. Вот Ларионов и обратился за помощью к Максименкову. Ирошников настаивает
– Если Ирошников и Ларионов друзья, то наша задача упрощается. Да, мир не просто тесен, он очень тесен.
Максименков, распахнув обе створки двери, вошел в комнату, поочередно пожал руку Романова и Егорова. Взяв стул, адвокат уселся в торце журнального столика, придвинул к себе пустую чашку, взялся за ручку кофейника.
– Мы как раз об Ирошникове разговаривали, – Романов кивнул на Егорова. – Нужно помочь Игорю Евгеньевичу найти его след. Можно устроить встрече с Ирошниковым?
– Если бы раньше знать, – Максименков вздохнул. – Ирошников отказался от моих услуг и куда-то исчез, снял квартиру или комнату. М-да, если бы раньше знать, Ирошников жил у Ларионова. Я искренне хотел помочь Ирошникову, но его дело совершенно дохлое. Судя по тому, что мне известно, Ирошников убивал людей из корыстных мотивов. Он обворовывал квартиры своих жертв, брал самое ценное. Ювелирные украшения, валюту.
– Настоящий подонок, отрыжка общества, – Романов прищурившись, смотрел на огонь. – И этот Ларионов тоже хорош. Не удивлюсь, если они подельники. Заурядный писака из желтой газетенки, кормится московскими сплетнями. Его жизнь ничего не стоит. В нашем уравнении этот Ларионов тоже лишняя величина, которую нужно исключить, так сказать, вынести за скобки, – Романов хмыкнул, довольный найденным образным выражением. – А вы спокойно усыновите ребенка, – он подмигнул Максименкову одним глазом. – И все довольны. Я ведь не земное воплощение зла, а всего лишь человек из плоти и крови. Но как прикажете поступать с подонками? Как? – он пристально посмотрел на адвоката.
Максименков поставил чашку на стол. Не найдясь сразу с ответом, он поиграл бровями, то, сводя их и опуская к самым векам, то, высоко поднимая, словно хотел этими движениями бровей выразить неопределенное отношение к проблеме.
– Оно, конечно, так, тут либеральничать нечего, – промямлил Максименков. – Нечего вторую щеку подставлять.
– Вот именно: учение графа Толстого – не догма, – Романов глотнул кофе. – На этом у меня все, господа. Если у вас есть дела, а они у вас есть, не смею задерживать.
Гости уже хотели подниматься, но Романов жестом остановил их. – Совсем забыл, просто из головы вон. Случилась одна странная штука. Вы знаете, я собираю иконы. Еще давно, когда я только переехал в Москву и получил должность заместителя директора крошечной фабрики, свел знакомство с одним дедом и заразился от него собирательством досок. Отрывал от зарплаты жалкие рубли, но их не хватало. Потом пришли другие времена, но увлечение осталось. Собирательство икон одно из немногих моих увлечений. Я ведь не играю ни в теннис, ни в футбол, не хожу на бега, не увлекаюсь горными лыжами, женщинами.
– Очень разумно, – Максименков склонил голову в знак одобрения.
– Но это присказка, – Романов щелкнул зажигалкой. – Поскольку я собиратель со стажем, то знаком почти со всеми московскими коллекционерами
– На моем месте? – почему-то очень удивился юрист.
– Да, на этом самом стуле, – подтвердил Романов. – Так вот, он мне привез список икон, которые предлагает на продажу один его знакомый ювелир. Около сотни досок, редкие экземпляры, есть несколько штук семнадцатого века. Читаю этот список и меня оторопь берет. Все эти иконы у меня уже есть, то есть все до единой. Даже глазам не поверил, поднялся в кабинет, сверился с картотекой. Точнее, эти доски я подарил Лене, они в её квартире висят. Звоню ей. Нет, у дочери не пропала ни одна икона, все на месте. Я верю в совпадения, в случайности, но в такие верить отказываюсь. Как можно предлагать на продажу вещи, которыми владеет посторонний человек, и расставаться с ними не собирается? Абсурд.
– И что вы ответили своему знакомому? – заинтересовался Егоров.
– Ответил уклончиво, что надо подумать. Ну, спросил о состоянии икон. О цене спросил. Кстати, цена вполне божеская, много ниже средней. Но товар предлагают оптом. Своего удивления я не выдал, обещал позвонить через пару дней и дать ответ. Решил сначала с вами посоветоваться, – Романов глянул на Егорова.
– Занятно, этот Королев он перекупщик или коллекционер?
– И то и другое. Тут трудно провести разделительную линию. Каждый коллекционер – перекупщик. И наоборот. Но Королев не может сам купить сто ценных досок. Таких денег у него сроду не водилось. Для подобного приобретения солидный человек нужен. Королев, он на небольшой процентик со сделки рассчитывает. А предлагает иконы некто Бернштейн Борис Самойлович, ювелир. О нем я впервые услышал вчера. Возможно, Лене угрожает опасность? Возможно, она наделала долгов, и сама хочет продать иконы?
– Маловероятно, – сказал Егоров. – Никаких бесед о продаже икон она в последнее время не вела Лене как-то не до этого в последнее время.
Егоров поднялся на ноги.
– Единственная просьба. Если сегодня приедет дочь, поздравить вас с днем рождения, никаких вопросов ей не задавайте.
Надев в прихожей куртку, Егоров вытащил из внутреннего кармана складной нож с накладными рукоятями из синей пластмассы, боевым упором на рукоятке, раскрыл длинный чуть изогнутый клинок с надписью «Пума» и головой кошки в ромбике.
– Вот сувенир, о котором я тогда сказал, – взявшись пальцами за клинок, Егоров протянул нож Романову. Режущая круто заточенная кромка блеснула в свете лампочки. – Хорошая сталь, гвозди режет и долго держит заточку.
– Спасибо, – Романов повертел нож в руках. – Люблю такие блестящие острые штучки.
Он похлопал Егорова по плечу.
Глава 20
Лена Романова и Егоров коротали дневное время в полутемном ресторанном зале гостиницы «Русская старина» и, покончив с горячим, пили через соломинку кофе с мороженым. Лена, успела пройтись острым язычком по всем прелестям здешнего интерьера, по ресторанному залу, оркестру из трех музыкантов, мурлыкающих мелодии пятидесятых годов, успела посмеяться над неповоротливым шепелявым официантом в засаленной толстовке и, похоже, утомилась собственными остротами. Под добрым все понимающим взглядом метрдотеля Егоров чувствовал себя стареющим ловеласом, забравшимся в глубинку, подальше от глаз людских, чтобы здесь спокойно, без лишней суеты обольстить юную подружку.