Смерть под псевдонимом
Шрифт:
Он ее нашел – но тут, как назло, появилась Надежда, а следом за ней – парочка из жилищного управления…
– Я вам все рассказал… – убитым голосом проговорил Сперанский. – Вы обещали мне отдать фотографию…
– Обещала – значит, верну! – Надежда протянула ему снимок.
– И я надеюсь на вашу порядочность! – воскликнул Валентин Олегович, поспешно убирая фотографию в карман.
– Уж кто бы говорил о порядочности! – фыркнула Надежда.
– Но я надеюсь, это все же останется между нами… – ныл писатель, заглядывая в глаза
– Да успокойтесь вы! – раздраженно сказала Надежда. – Я к органам не имею ни малейшего отношения!
– А кто же вы тогда? – изумился Сперанский.
– А вот это вам знать не положено! – рявкнула Надежда. – Одно я вам скажу точно: сейчас нам нужно скорее отсюда уходить, а то явится еще кто-нибудь…
В этом они сошлись, тихонько покинули квартиру, заперли дверь и спустились на первый этаж.
Выйдя из подъезда, Надежда осведомилась:
– Вам куда – направо? Тогда мне налево!
Она прошла, не оглядываясь, двадцать или тридцать шагов, как вдруг рядом с ней затормозила машина, дверца распахнулась, и сильные руки втащили Надежду на сиденье.
– Пить! – проговорила Мария, с трудом шевеля пересохшими губами.
Никто не отозвался. За стеной работал телевизор. Жизнерадостный голос ведущей взывал к зрителям:
– Я повторяю вопрос. Это животное из шести букв дает нам молоко, сливки, сметану… тот, кто даст правильный ответ, может выиграть автомобиль! Звоните в студию по одному из трех телефонов, которые вы видите на экране…
Мария приподнялась на узкой кровати и охнула от боли: наручники врезались в запястья. Она опустила веки, перевела дыхание и снова оглядела комнату.
Впрочем, она и так знала ее, как свои пять пальцев: узкое, как школьный пенал, помещение, в углу – раковина, рядом с ней – хлипкая табуретка, под потолком – лампочка в простом абажуре. Наверху – маленькое окошко, забранное решеткой, как в тюремной камере. И старая железная кровать, к спинке которой она прикована наручниками. Кровать, которой больше подходит название койка… Тюремная койка. Ну да, она в тюрьме, и не помнит, сколько дней.
– Пить! – крикнула она, насколько хватило голоса.
Телевизор в соседней комнате приглушили. Дверь приоткрылась, заглянула ее тюремщица – женщина с острым носом, злыми маленькими глазами и мелкими чертами лица. Она повела носом, словно принюхиваясь, отчего стала еще больше похожа на крысу.
– Чего тебе? – прошипела она недовольно.
– Пить! – упрямо повторила Мария.
– Ладно, сейчас! – женщина вошла в комнату, налила в кружку воды из-под крана, наклонилась над кроватью.
Мария увидела совсем близко ее злой серый глаз, шею с бьющейся
– Если хочешь пить – прими таблетку! – прошипела тюремщица и вложила в рот Марии голубоватую капсулу. – Вот так… – она поднесла к губам пленницы кружку, наклонила ее…
Мария прижала таблетку языком, запихнула за щеку, сделала несколько жадных глотков.
В первый день она проглотила эту таблетку – и тотчас провалилась в глубокий, тяжелый сон. Потом она делала вид, что глотает, и незаметно выплевывала таблетки.
– Вот так… – удовлетворенно повторила тюремщица. – Пей, пей… чем больше, тем лучше!
Мария закашлялась, мотнула головой, как бы случайно задела воротник свитера…
– Да чтоб тебя! – тюремщица брезгливо отстранилась, выпрямилась, отошла от кровати, поставила кружку на край раковины, рядом с дешевой пластмассовой мыльницей. Еще раз покосилась на Марию и вышла. Телевизор в соседней комнате снова громко заговорил фальшивым голосом телеведущей.
Мария осторожно сплюнула таблетку, прикрыла ее краем одеяла, как и все предыдущие, скосила глаза.
Булавка лежала рядом с ее левым локтем.
Она прижала локоть к булавке, сдвинула ее назад, укололась, но только слегка поморщилась и принялась медленно передвигать булавку за спину, к кистям рук.
Работа была долгая и кропотливая. В какой-то момент булавка чуть не соскользнула на пол. Мария охнула, подумала, что все ее труды пошли насмарку – но булавка зацепилась за край одеяла, и она смогла передвинуть ее дальше.
Наконец, перехватила булавку пальцами левой руки, переложила в правую и осторожно, бережно вставила ее острый кончик в замок наручников.
В кино она не раз видела, как таким образом открывают наручники…
Но то в кино!
Она так и этак вертела булавку, исколола все пальцы – и никакого результата.
Из-за стены доносился голос телеведущей:
– У нас есть еще один звонок! Зритель из Саратова считает, что животное из шести букв – это собака!
Словно в ответ на эти слова, со двора, из-за зарешеченного окошка, донесся глухой басистый лай.
Мария сильнее нажала на булавку, укололась, тихонько вскрикнула от боли…
И вдруг раздался сухой щелчок.
Наручники упали на кровать.
Она высвободила руки, поднесла их к лицу.
Запястья были натерты до крови, руки онемели и едва слушались ее, но она была свободна!
Нет, конечно, до свободы ей было еще очень далеко. Далеко, как до звезд.
– У нас есть еще один звонок, – надрывалась ведущая в соседней комнате. – Алексей из Новокузнецка считает, что это курица! Мы ждем новых звонков…
Мария тихонько соскользнула с кровати, подкралась к двери, прислушалась. За дверью раздался скрип стула, шаги. Она отступила на шаг, огляделась. Увидела мыльницу на краю раковины…