Смерть под псевдонимом
Шрифт:
Надежда Николаевна переглянулась с Марией, откашлялась и проговорила фальшиво-жизнерадостным голосом:
– Знаешь, Леня, мне, конечно, очень приятно было встретиться с тобой, вспомнить детство золотое, но время уже позднее, а нам с Машей еще до дому долго добираться…
– Думаешь, я свихнулся? – Кондрашов взглянул на нее исподлобья. – Думаешь, окончательно съехал с катушек?
– Ну что ты… – замялась Надежда. – У меня такого и в мыслях не было! Но согласись, это звучит немного дико…
– Ну, подожди, я тебе сейчас покажу, как она работает! –
– Подойди сюда, Надя, поверни эту ручку! Телевизор так устроен, что реагирует на мысли того, кто им управляет. Поэтому, если ты будешь крутить ручку настройки, он покажет тебе то, о чем ты думаешь, что как-то с тобой связано…
Надежда недоверчиво подошла к телевизору, осторожно взялась за ручку настройки и повернула ее…
На экране появилась освещенная солнцем комната. Возле одной стены стояло пианино, напротив – диван с высокой резной спинкой, на стене – ковер в фантастических цветах.
Надежда не верила своим глазам.
Это была не просто комната.
Это была та самая комната, комната ее детства. В этой комнате Надя с родителями жила много лет назад…
Их дом стоял на Курляндской улице, недалеко от порта. Рядом находился пивной завод имени Степана Разина, и над их улицей вечно кружили огромные стаи голубей – ведь во дворе пивного завода громоздились кучи бракованного ячменя. Дети из окрестных домов забрасывали через забор консервные банки на веревочках, зачерпывали ячмень и потом жарили его на костре…
Погрузившись в детские воспоминания, Надежда прильнула к экрану телевизора. И вдруг раздался какой-то странный звук, как будто лопнула натянутая струна, у Надежды потемнело в глазах…
А в следующую секунду она зажмурилась от бьющего в глаза света.
Надежда удивленно огляделась.
Она стояла посреди комнаты, окно было распахнуто, за этим окном светило солнце и кружили голуби.
– Что же это такое? – пробормотала она, обводя глазами комнату. – Этого не может быть!..
Но это было.
Она оказалась в комнате своего детства.
Правда, тогда эта комната и все предметы в ней казались ей больше – но просто тогда сама Надя была мала.
Вот пианино, на котором ее учили играть этюд Гедеке и сонатину Клементи, вот диван, на котором, забравшись с ногами, она читала романы Майн Рида и Фенимора Купера, вот комод, накрытый салфеткой ручной вышивки…
А это…
На комоде стояла старинная фарфоровая маленькая вазочка в розовых цветах. Чудесная вазочка саксонского фарфора.
С этой вазочкой у Надежды было связано одно чрезвычайно неприятное воспоминание. Как-то она достала вазочку с комода, чтобы разглядеть нарисованные на ней цветы, – и уронила. Вазочка разбилась на множество мелких осколков.
Это был единственный случай, когда Надю серьезно наказали.
Мама была не то что расстроена – она была взбешена.
– Эта вазочка – все, что осталось от твоей прабабушки! –
Надя плакала, повторяла, что только хотела рассмотреть цветочки, но мама ее не хотела и слушать. Надю не пустили на день рождения подружки, ей не купили давно обещанный велосипед…
И вот эта вазочка стоит, целая и невредимая…
Надежда не удержалась, воровато огляделась по сторонам, протянула руку, схватила вазочку и спрятала в карман…
И в ту же секунду снова раздался звук лопнувшей струны, в глазах у Надежды потемнело – и она снова оказалась в тайном убежище Лени Кондрашова, перед старым телевизором.
Экран телевизора погас.
«Этого не может быть! – думала Надежда, глядя на телевизор. – Конечно, это мне просто померещилось. Ну да, я вспомнила детство и увидела эту комнату…»
Чтобы окончательно уверить себя в таком реальном объяснении событий, Надежда сунула рук в карман куртки… и нащупала там фарфоровую вазочку.
– Но это невозможно! – воскликнула она, повернувшись к Кондрашову. – Этого не может быть!
– Вот-вот, я тоже повторял – это невозможно, это невозможно! Но телевизор переносил меня в самые разные моменты истории, и постепенно я перестал сомневаться. Это правда, Надя. Тот деревенский чудак действительно соорудил машину времени. Благодаря этому телевизору я увидел много удивительных вещей, узнал такие тайны, над которыми бьются историки! Ты просто не поверишь, что я видел! Про тайну убийства Распутина я тебе уже говорил, но это не самое удивительное!
– Что, ты знаешь, кто скрывался под Железной маской? И кто такая княжна Тараканова?
– Знаю, – кивнул Кондрашов.
– И про Янтарную комнату?
Леонид снова кивнул.
– Не может быть! – глаза Надежды загорелись. – Ну, и где же она спрятана?
– Вот тут начинаются сложности. Стоит мне сказать, где спрятана Янтарная комната или какое-то другое пропавшее сокровище – и ты представляешь, что сразу начнется? Сколько судеб из-за этого будет сломано, сколько людей может погибнуть?
Он немного помолчал, потом продолжил другим тоном – уверенным и решительным:
– Я прочел много книг и статей о перемещениях во времени и связанных с этим сложностях и парадоксах и понял главное: в прошлом нельзя ничего менять, и из прошлого нельзя ничего приносить. Это может непредсказуемым образом изменить настоящее.
– Знаю, знаю! – перебила его Надежда. – Эффект бабочки! Если прихлопнуть бабочку в прошлом, в настоящем может случиться всемирный потоп.
– Правильно, – кивнул Кондрашов. – Так что я решил использовать машину времени по-другому. Я наблюдал на экране за разными историческими событиями, за разными эпохами и потом писал об этом в своих романах. Критики отмечали, что у меня получаются очень достоверные описания разных исторических эпох. И это неудивительно – ведь я буквально собственными глазами видел то, о чем писал!