Смерть предпочитает блондинок
Шрифт:
Маша позавтракала без всякого аппетита и выглянула через балкон на улицу, где чирикали воробьи и сходило с ума яркое воскресное солнце.
Больше всего на свете ей хотелось в лес или в большой парк, похожий на лес. Это было только начало, самое начало весны.
В такое время хорошо повидаться с какими-нибудь интересными большими деревьями. Маша знала, что деревья пока что спят и соки в их больших и спокойных телах текут медленно-медленно. Прогулки в парках со старыми дубами и соснами всегда вселяли в нее силу, а силы ей сейчас были очень нужны.
Вечером ей хотелось
Маша отправилась в Ботанический сад, одевшись потеплее и прихватив с собой пару книжек в сумке. Звонить Арине она просто боялась. Решила позвонить позже, ближе к вечеру.
Ботанический сад Маша выучила наизусть еще прошлым летом, когда сдавала экзамены в Лесной университет. Она приезжала сюда утром с книжками и зубрила математику и физику, устроившись на лужайке, подальше от дорожек, где носились велосипедисты и роллеры. Она завидовала их беспечному лету, но поделать с собой ничего не могла: надо было готовиться, а среди зеленой муравы, в которой жужжали шмели и вились оранжевые местные стрекозки, она чувствовала себя совсем неплохо, да и запоминалось все легко.
День был теплый и безветренный. Маша прошагала через рощицу от метро до дороги и до загадочных локаторов за забором, повернула и вошла в калитку, ведущую в Ботсад. Сначала ей пришлось прошлепать несколько метров по грязи, зато потом она вышла на асфальтированную аллею и пошла в глубь парка.
Посмотреть на раннюю весну пришло в этот день не так уж много народу, но по центральным аллеям ходили и мамы с колясками, и терпеливые бабульки с палочками, и парочки. Под деревьями лежал снег, из него торчали бесцветные стебли сухостоя. Но небо было ярким, а воздух — чистым, и деревья без листьев удивили Машу своей неожиданной красотой: у каждого свой рисунок ветвей, свой характер и своя стать. Она прибавила шагу, чтобы обойти как можно больше мест. Увидела кое-где нежные зеленые перышки первой травы.
Разогревшись от ходьбы и подустав, Маша нашла скамеечку на центральной аллее, присела, достала из сумки книжку и захваченный из дома бутерброд. Она не любила покупать уличную еду, потому что не понимала, из чего ее делают.
Солнце припекало. Маша принялась за чтение, стараясь гнать от себя как можно дальше любые мысли о прошлой ночи. Постепенно зачиталась, и смысл текста захватил ее внимание полностью. Щебетали маленькие птички, пищали пробегавшие по дорожкам дети, и эти звуки прибавляли ей уверенности в себе и спокойствия.
Пару раз мимо проносился кто-то на роликах и на скейтах. Сумасшедшие, думала она. Еще ведь только март! Хотя асфальт повсюду был просохшим. У Маши тоже были ролики, которые ждали своего часа. Уж этим-то летом она накатается!
Темнело еще очень рано. Маша не хотела ехать домой в темноте, поэтому следила за солнцем. Когда оно прошло две трети своего пути по небу, она встала со скамейки
Арина сообщила, что Жанна пока что в реанимации, состояние стабильное, и что к ней еще нельзя. Маша обрадовалась, что с Жанной не случилось самого страшного, и по пути домой зашла в церковь, спросила у наиболее добродушной старушки, где ставить свечки за здравие, и написала за Жанну записку. Потом еще подошла к той иконе, которая понравилась ей больше всего, и долго просила, чтобы с Жанночкой, и с Данилкой, и с ее собственной мамой, и с отцом, и с братиком Кирюшкой все было хорошо.
У подъезда дома Маша хотела кого-нибудь дождаться, но никого все не было и не было. Она заставила себя войти внутрь, подняться на лифте и подойти к своей двери.
Все выглядело очень мирно. В подъезде аппетитно пахло воскресными пирогами и жареной печенкой. Только дверь квартиры Жанны была опечатана.
Маша вошла к себе и быстро проверила квартиру — нет ли там кого чужого. Посмотрела телик, позвонила маме, а потом подруге Ленке. Маме она долго рассказывала, как у нее все хорошо, что у них происходит на работе и какую фарфоровую балерину ей подарил директор самолично на Восьмое марта. Потом поговорила немного с братом Кирюшкой. Кирюшке было двенадцать лет, он учился в пятом классе. Брательник в Сочи уже вовсю рассекал на роликах.
Ленке Маша рассказала все. Ленка посоветовала ей не ходить одной по вечерам, но главное — не загоняться: ведь у Маши нет кучи золота, ее в этом городе почти никто и не знает. Ленка влюбилась в своего соседа по дому мальчика Виталика, которого Маша тоже знала. Они перебрали новости обо всех знакомых девчонках, ребятах и попрощались.
Маша чувствовала себя усталой, но гасить свет все равно боялась. В конце концов она поставила в коридоре перед дверью большую кастрюлю, насыпав в нее ложек и вилок. Если грабитель войдет в квартиру, то обязательно опрокинет кастрюлю, ложки и вилки зазвенят, покатятся по коридору, и она проснется. Дверь комнаты Маша старательно заблокировала крепкой дощечкой, просунув ее в дверную ручку. Она оставила гореть в комнате настольную лампу, десять раз проверила все замки, форточки, ключи в своей сумке и наконец легла спать, положив под подушку мобильный телефон.
В ее жизни было пока всего две составляющих: работа и свобода. Работу Маша любила, а свободы у нее было совсем мало. Свободное от работы время занимала учеба — на первом курсе приходилось учить много, и учеба тоже была частью работы. Свободы всего-то и было, что пара часов в сутках.
Засыпать было страшно. В квартире тикали часы, растения в баночках и цветочных горшках потихоньку жили своей жизнью.
«Да ладно тебе, успокойся и спи уже», — приструнила себя Маша, стараясь думать о чем-нибудь хорошем. Подумала о своей работе, о Людмиле Леопольдовне, о настурции, которая очень ловко проросла из семечка и в настоящий момент цвела симпатичными оранжевыми цветами на окне. Она решила отвезти настурцию Жанне в больницу, как только разрешат ее навещать.