Смерть прокурора
Шрифт:
В шкафу среди упавших блузок, тряпья он нашел спрятанный однокассетник. Однокассетник оказался японский, правда, китайского производства. И то, что он был спрятан, единственная здесь ценная вещь, давало повод думать о намеренном отъезде или же бегстве хозяйки из дома.
С полчаса Алексей гонял магнитофонные записи в слабой надежде на какое-нибудь звуковое послание, но ничего, кроме современного музыкального хлама, на кассетах не оказалось. Он заглянул в буфет, в хлебницу -- всюду было пусто.
Рейд по соседям тоже ничего не дал. Хотя двое
Уходя, он еще раз оглянулся на покосившуюся избушку. Картина показалась ему примечательной. Разграбленный, ржавый трактор (наверняка, болтается на балансе у какой-нибудь оргамзапии) и дряхлая старуха под окном возле догнивающей избы. Крыша избушки едва достигает коньком до кабины гиганта социндустрии.
– - И осталась старуха у разбитого трактора,-- невесело усмехнулся он, глядя на этот скорбный памятник эпохе развитого социализма.
Некоторое время Алексей шагал, погруженный в раздумья. Было непонятно, за кем он гонится по этому порочному (или выморочному?) кругу. Может, в самом деле, как во граде Полоцке, мертвые хватают живых, рвут их на части? Хотя... как правило, когда преступника находят, то оказываются, что это вполне конкретный злодей.
Алексей свернул в боковую улочку и остановился. Место показалось знакомим. Он стоял напротив дома Калетиной. Под знакомым, качающимся фонарем. Лампа над головой горела, но свет не достигал полотна дороги, теряясь на полпути.
Алексей поколебался и толкнул калитку. Мелькнула мысль, что ему трудно будет объяснить полубезумной хозяйке этого дома цель своего визита. Впрочем, она не любопытна. В этот момент в просвете между зарослями черемухи он увидел удаляющуюся женскую фигуру. Она была в темном платке и платье, шла торопливо с опущенной низко головой. Что-то почудилось в ее облике знакомое. Вернее, в том чувстве, которое она вызывала -чувство замкнувшегося в себе несчастья. Это быяа Калетина. Алексей вышел следом на улицу, оставив калитку открытой.
– - Здравствуйте. Вы помните меня?
Она вздрогнула, слегка даже отшатнулась, но продолжала идти, по-прежнему не подымая глаз.
– - Мне хотелось бы поговорить с вами,-- продолжал Алексей с мягкой настойчивостью.-- Вы, я вижу, уходите?
– - Ухожу,-- прошелестело в ответ.
– - Может, мне проводить вас? Или я мог бы подождать?
– - Да,-- услышал он после паузы.-- Подождите.
Она ушла, так и не взглянув на него, скрылась в каком-то переулке, между дворами. Алексей повернул назад к дому, не слишком уверенный, что сумел договориться.
На противоположной стороне улицы перед кучей песка он увидел тщедушного мужичонку с недельной щетиной на лице. Тот стоял, опершись на лопату, и сверлил его глазами из-под надвинутой на глаза кепки. На нем была заляпанная старой краской спецодежда и галоши на
– - Из органов?
– - Допустим.
– - В позапрошлый месяц, во вторник приезжал, ну? К этой... На "УАЗе", кажись.
Алексей промолчал, выжидая не без любопытства, что последует дальше. Мужичонка поскреб щетину и неожиданно грязно выругался.
– - Под замок ее, стерву, мать-размать... Ну? Дело говорю.
– - За что под замок?
– - усомнился Алексеи.
– - Степаиа Гирева знаешь? В СМУ на автокране вкалывает, три года как с химии...
Мужичонка зашелся опять длинно и грязно матом по одному ему известному поводу. Потом в его пространном и путаном рассказе появились какие-то кроли, две пары. Выяснилось в конце концов, что это кролики, которые были куплены то ли у Степана Гирева, то ли у кого-то из Степановых родственников, и сколько его, суку, пришлось поить водярой. Потом вновь мужичонка начал перебирать чью-то родню, матерился и сплевывал под ноги, тыкал большим пальцем за плечо и рубил ребром ладони воздух.
Алексей понял, что из затянувшейся тирады без посторонней помоши этому пошехонцу не выбраться. "Типичная клиника,-заключил он, с любопытством наблюдая оратора.-- Нечто вроде разжижения мозгов в запущенной стадии сифлиса".
– - Ну, и при чем тут Калетина?
Мужичонка вдруг с подозрением, исподлобья уставился на Алексея, как на недоумка. Тот в очередной раз остро почувствовал себя совершенным иностранцем, Миклухо-Маклаем.
– - Ты че, бля, думаешь? Ушла? Квартал вокруг обежит, и домой!
Он оглянулся по сторонам и с видом заговорщика поманил Алексея к себе. Алексей подставил ухо.
– - Дома! Дома, говорю, сидит, ну? Торкнись поди в ворота, падло буду!
Алексей недоверчиво хмыкнул. Но мужичонка, шаркая галошами и озираясь, уже семенил к своему палисаду. Однако не ушел, а встал поодаль, зорко наблюдая за дальнейшими действиями "органов".
Как и в прошлый раз дверь легко подалась. Похоже, ее тут никогда не запирали. Алексей поднял глаза и застыл от неожиданности. Перед ним в дверном проеме плавало бледное лицо с вопрошающе устрвмленннми перед собой глазами. Темнота внутри съедада очертания фигуры, и оттого лицо казалось картонной маской, подвешенной под притолокою на невидимой нити.
– - Извините, я не заметил, когда вы прошли.
Бледная маска едва заметно шевельнулась.
– - Я думаю, нам следует поговорить. Если позволите?
– - Он сделал шаг вперед и остановился, выжидая.
– - Проходите.
В доме царил полумрак с запахом гнили и сырости. Алексей осторожно двинулся следом, едва угадывая впереди легкое двивоздуха. Хозяйка остановилась посреди комнаты лицом к гостю. Оглядевшись, Алексей узнал комнату покойной дочери. Портрет Иры в траурной раме, выполнеиный халтурщиком из местного фотоателье, смотрел на них со стены с напряженной, вымученной улыбкой.