Смерть раньше смерти
Шрифт:
33
Грабителю льстили клички, какими награждали его журналисты. В англоязычных изданиях его называли Хамелеоном, в выходящем на африкаансе «Бюргере» окрестили Солнышком. Но, прочитав последние номера газет, он расстроился. Все решили, будто он — маньяк с маузером! А тем временем невинный пожилой фермер оказался в больнице с простреленным плечом, потому что некстати назвал «солнышком» кассиршу.
Насилие и тем более убийство претили грабителю. И лишняя огласка была совсем ни к чему. Он ведь хотел всего лишь… впрочем, теперь
Вот почему сегодня он решил ограбить другой банк. В «Премьере» стало слишком опасно. Кстати, что понадобилось не в меру ретивому констеблю в отделении Премьер–банка в районе Тейгерберг? Может, полиция раскинула сети? У капитана–толстяка, выступавшего по телевизору, вид был какой–то рассеянный, но ведь стать капитаном полиции не так просто.
Хамелеон не может допустить, чтобы его поймали. Нужно только исправить ошибки. И ждать, пока шумиха уляжется.
Сегодня утром он был бизнесменом: бородатым, усатым бизнесменом в черном парике, одетым в темно–серый дорогой костюм с белой рубашкой и сине–оранжевым галстуком. Он зашел в филиал Банка Южной Африки в Сомерсет–Уэсте, подальше от своих обычных «точек». И направился прямо к кассирше, коротышке среднего возраста. Из кармана он извлек белый конверт.
— Доброе утро, солнышко! — сухо поздоровался он.
— Доброе утро, сэр. — Кассирша улыбнулась. — Поосторожнее с этим словом, оно доведет вас до беды! — Она была спокойна и ничего не заподозрила.
— Как так?
— Помните человека, который грабит Премьер–банк? Чем я могу вам помочь?
— Что вы думаете о грабителе?
— Говорят, он и есть маньяк с маузером. Надеюсь, его пристрелят до того, как еще кто–то пострадает.
— Газетчики врут, — сердито заявил грабитель. — Ты меня поняла? Они врут!
— Что, сэр?
«Бизнесмен» отогнул левую полу пиджака.
— По–твоему, он похож на маузер?
Кассирша, широко раскрыв глаза, смотрела на торчащий из–под пиджака черный пистолет.
— Мне нужны банкноты по пятьдесят рандов. И давайте обойдемся без тревожной кнопки.
Кассирша торопливо закивала:
— Хорошо, хорошо, сэр, вы только не волнуйтесь.
— Это ты не волнуйся.
Она вынула из кассы пачки пятидесятирандовых купюр и выложила их на стойку.
— Положи в мешок, тупица!
Его резкость испугала кассиршу. Грабитель придвинул к ней конверт:
— Передай в полицию. Капитану Матту Яуберту.
— Хорошо, сэр.
— Какими духами ты душишься?
— «Шанель номер пять».
— Воняют просто отвратительно. — Грабитель схватил мешок и направился к двери.
Яуберт стоял у окна в кабинете покойного Оливера Нинабера и смотрел на расстилающуюся внизу панораму: Кейп–Флэтс, горы… Но он вовсе не любовался видами. Он совсем выдохся после общения с Антуанеттой Нинабер.
Сначала они вернулись в отдел убийств и ограблений, чтобы известить де Вита. Полковник улыбнулся и позвонил начальнику уголовного розыска. Потом они поехали к Нинаберу домой и позвонили в дверь.
Узнав о гибели мужа, красавица блондинка осела на
— Нет, нет, нет!!!
От ее воплей раскалывалась голова.
Яуберт нагнулся и положил ей руку на плечо, но Антуанетта Нинабер рывком отбросила ее. Лицо красавицы исказилось от горя. Она вскочила и обеими руками толкнула его в грудь. Она выпихивала его за порог, на улицу, не переставая вопить и завывать. Яуберт, Петерсен, Лау и О'Грейди некоторое время постояли за дверью, из–за которой слышались нескончаемые вопли.
— Вызовите врача и какую–нибудь сотрудницу–женщину, — распорядился Яуберт, снова открывая дверь. — Тони, пошли со мной.
В прихожей стояла горничная.
— Я звоню в полицию, — заявила она.
— Мы и есть полиция.
Чернокожая горничная произнесла что–то на языке коса. Яуберт ее не понял.
— Мистер Нинабер умер, — сказал он.
Горничная заахала и запричитала на родном языке.
— Помогите нам успокоить ее. — Яуберт жестом показал в направлении, откуда слышались крики.
Они нашли хозяйку дома в спальне, на полу. К груди она прижимала фотографию мужа в рамке. Антуанетта Нинабер не слышала, как они вошли, и не догадывалась о присутствии посторонних. Она продолжала истерически рыдать и плакать.
Оставалось ждать, пока приедут врач и сотрудница полиции. Яуберт и остальные стояли в спальне Нинабера, рядом с большой двуспальной кроватью, и старались ничего не видеть и не слышать, пока высокий, стройный врач не прошел мимо них, не открыл свой саквояж и не достал шприц и ампулу. Сначала врач попытался заговорить с хозяйкой, но Антуанетта Нинабер ничего не слышала и не понимала. Потом врач сделал ей укол.
Стоя у окна в кабинете покойного Нинабера, Яуберт чувствовал себя виноватым. Опять он сыграл роль ангела смерти. Ужасно хотелось курить, затянуться душистым «Уинстоном» и забыть о пропасти, в которую низвергло Антуанетту Нинабер их появление.
— Капитан, в жизни и не такое бывает, — произнес с порога О'Грейди.
Яуберт повернулся. Интересно, долго ли сержант там стоял и наблюдал за ним?
— Да, — сказал он.
— Уж такая у нас работа.
— Хорошая работа, нечего сказать.
О'Грейди принялся рыться в карманах. Нашел новую плитку нуги, ловко сорвал обертку.
— Только это и остается, капитан.
Яуберт снова посмотрел в окно, обдумывая слова толстяка сержанта.
Странно, как он справлялся раньше? Как мог он так легко нести на плечах черный плащ? Как играл роль ангела смерти, не мучая себя угрызениями совести, которые разъедают душу, словно раковая опухоль? Может, раньше он просто был еще молодой и глупый?
Нет.
Все дело в невежестве, элементарном невежестве. Раньше понятие «смерть» было для него чистой абстракцией. Умирали посторонние люди, родные и близкие посторонних людей. Смерть была повседневным явлением. Она знаменовала собой начало охоты. Яуберт слышал звуки труб. Конница вступает в бой. Не бойтесь, прискакал Матт Яуберт — великий уравнитель, длинная рука закона, восстановитель справедливости.