Смерть считать недействительной(Сборник)
Шрифт:
Этот рассказ — записи из дневника, который я вел непосредственно во время штурма Великих Лук (ноябрь 1942 г. — январь 1943 г.). Я участвовал в штурме этого города в качестве корреспондента фронтовой газеты. Рассказ посвящается славным боевым делам солдат и офицеров дивизии, которой командовал Герой Советского Союза полковник Дьяконов.
Фронтовой корреспондент никогда не знает заранее, куда его закинет завтра. Но как только мы в редакции фронтовой
Так и случилось. Вскоре меня вызвал к себе редактор газеты и приказал отправляться немедленно. Командировочное удостоверение на мое имя уже лежало перед ним, напечатанное на машинке. Он подписал его, секретарь редакции тут же, дохнув на резиновую печать, оттиснул ее рядом с непросохшей подписью редактора, и через сорок минут сборы мои были закончены. В задний карман полевой сумки — планшет с картами, в нее же — три чистых блокнота, пять мягких карандашей, полотенце, мыло, трофейную зубную пасту и на всякий случай четыре запасные обоймы к пистолету. За плечами полупустой вещевой мешок — «сидор», как его почему-то называют. В нем сухой паек на двое суток, две запасные пары портянок: одна бязевая, другая бумазейная. А к лямкам «сидора» приторочена роскошная, зеленая в цветочках эмалированная кружка — предмет зависти всех товарищей в редакции: три четверти литра вместимостью!
Когда бывалому солдату предстоит добираться к передовым на попутных машинах либо по способу пешего хождения — что иногда тоже случается, — груз ему плечей не оттянет. А за полтора года войны мы стали достаточно бывалыми солдатами…
Тыловой читатель в сводках с фронта ищет первым делом названия известных городов, крупных железнодорожных станций. Если их нет, он убежден, что дела неважны. Но тот, кто ближе к фронту, знает, что это далеко не всегда так. Например, о Великих Луках в сводке еще ничего нет — только две строчки: «На Калининском фронте в районе города В. Л. захвачена высота, имеющая тактическое значение».
Но мы-то знаем, что это такое. Это та самая безымянная высота, которую гитлеровцы перекрестили в бастион «Неприступный», едва закончили укреплять ее. Принимать работы на ней приезжал сам командующий их фронтом. У подножия высоты они создали одну линию обороны, на середине — вторую, на вершине — третью. Высота стояла одна-одинешенька, в чистом поле, незаметно подобраться к ней было невозможно — она господствовала над всей окружающей местностью, — и пока находилась в руках противника, нечего было и думать о штурме города.
А ради обладания Великими Луками гитлеровцы не жалели ни войск, ни боеприпасов. Этот город — крупнейший железнодорожный узел, он позволял им свободно маневрировать войсками на обширнейшей территории: в направлениях к Ленинграду, Москве, Прибалтике. Кроме того, отсюда было рукой подать до Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии, томившихся под игом оккупантов, и даже до самой Германии — крайний западный угол великого фронта Отечественной войны.
И вот мы захлопнули великолукский гарнизон противника словно в капкан. По радио, правда, передано всего-навсего две строки пока: «захвачена высота, имеющая тактическое значение».
…Чем ближе я подъезжал к частям,
Без конца грохотали и вражеские орудия с севера.
Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки прервать извне наше кольцо, сковавшее Великие Луки. Совершал непрерывные вылазки также и гарнизон осажденного города.
Но повсюду враг натыкался на наши части: на дивизию генерала Кроника, на дивизию полковника Дьяконова, на Эстонский корпус. Великолукская операция была боевым крещением для корпуса. Его долго и заботливо обучали в глубоком тылу, прежде чем пустить в бой. Но хотя эстонцы дрались впервые, — они не уступали в мужестве всем остальным закаленным частям, осуществившим окружение Великих Лук. Они шли в атаку с криками «Вперед! За Советскую Эстонию!». Эстония была от Великих Лук рукой подать. И сколько сил это прибавляло корпусу!
Я был послан к Дьяконову. Я знал его еще по финской войне — он тогда командовал батальоном. За три года он вырос до командира дивизии. Впрочем, его командирский рост был не только — быстр, но и основателен. Начав путь с красноармейца, он прошел все ступени служебной лестницы, не перескакивая ни через одну из них, и потому никогда не забывал, каково воевать солдату и командиру отделения. А это очень существенно, особенно когда приходится — ставить подчиненным боевую задачу и надо заранее рассчитать предел человеческих сил, выносливости, хладнокровия.
Теперь его дивизии предстоял штурм Великих Лук. И каждый — чувствовал, что все эти пределы надо будет перекрыть.
— Впрочем, — возразил мне ефрейтор Луневич из дивизии Дьяконова, с которым я познакомился на случайном ночлеге по дороге из редакции, — а кто его знает, этот предел?
Луневич ездил с каким-то поручением в штаб армии и возвращался обратно. От него первого я услыхал подробности о «высоте, имеющей тактическое значение» — о штурме бастиона «Неприступный». Он участвовал в этом бою.
— Вы спрашиваете, как мы ее взяли? Просто…
Я вынул из полевой сумки чистый блокнот и мягкий карандаш и записал его рассказ.
Их рота шла за огневым валом — за сплошными разрывами снарядов нашей артиллерии — не далее чем метров на сто. Тому, кто не ходил в атаку за огневым валом хотя бы раз в жизни и никогда не слыхал разрыва фугасного снаряда рядом с собой, — так, что кажется, будто разом звонят в ушах колокола всего мира, а колючая мерзлая земля засыпает не только каску и шинель, но проникает даже в складки нижней рубахи, обдавай тело истомной тоской и смертным холодом, — тому, пожалуй, трудно представить себе, что это такое: «продвигаться в ста метрах за разрывами». Как только впереди разрывался снаряд, Луневич устремлялся в еще горячую, только что вырытую воронку и, прижимаясь ко дну, ждал нового разрыва, чтобы снова превозмочь себя, снова заставить выбраться из воронки и снова бежать к следующей. И так до тех пор, пока огневой вал не довел роту до траншей и окопов противника!