Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск

Фиш Роберт Ллойд

— Кто вас сюда послал? — спросил Брайдуэл. Он умерил свой грозный пыл так же легко, как снял бы пальто. Теперь он смотрел на Террела проницательным холодным взглядом. — Люди Колдуэла?

— Нет. Это просто по ходу дела. Я пишу статью про Эден Майлз. Кто ее убил? Кто подставил Колдуэла и почему? Поиски ответов на эти вопросы и завели меня сюда.

— Колдуэла подставили? Разве вы не читали отчета полиции?

— Я не верю ему. А вы верите?

— Почему бы мне не верить? Или Рич Колдуэл святой? Разве он настолько лучше нас?

— Он не убивал Эден Майлз.

— Я верю полиции, молодой человек. — Брайдуэл шагнул к Террелу

и помахал кулаком перед его носом. — Почему я должен верить Колдуэлу? Ну, скажите мне, сыщик. Он возмутитель спокойствия, он повсюду лезет, этот мнимый скромница, у которого не хватает ума даже на свои дела. Великий реформатор! — Брайдуэл постепенно закипал. — Разве этого недостаточно, чтобы хотелось блевать? Где он был, когда мы строили этот город? А? Когда прорывали каналы в устье, когда русло реки перенесли за Демпстер-стрит и когда весь центр города был разрыт, чтобы проложить улицы и дать место новым зданиям? Мы сделали это без его помощи, без помощи канючащих снобов, живших на этой жирной земле в больших поместьях. Город был вонючим болотом, в котором они боялись запачкать свои штиблеты. Но мы сделали из него то, чем он стал. Я, Чарли Брикнел, братья Шмидт, да и Айк Селлерс с мэром Тикнором. Это сделали наши компании и банки и наше мужество. И вот много лет прокорпев в чванливых колледжах, много лет бесцельно проболтавшись по Франции и Европе, он сует сюда свой нос и заявляет, как все мерзко и что он все вычистит, а всех нас отправит в тюрьму. Ну и кто в тюрьме, мистер сыщик? Мы или Рич Колдуэл?

— А кто должен быть там?

Старик несколько мгновений смотрел на Террела, потом холодно и бесстрастно заявил:

— Я поддерживаю полицию.

— Вы боитесь не поддерживать.

— Я ничего не боюсь. Это мой дом, мой город, и я буду за них бороться. Люди, которые построили этот город, возможно, немного хватили лишку. Взяточничество, коррупция — я этого не отрицаю. Но я буду биться против обвинений этой кучки показных реформаторов. Наши заслуги и достижения больше наших ошибок и вины. Когда-нибудь все это поймут.

— Я вижу, вы верите ерунде, которую проповедуете. Так давайте придерживаться фактов. Эден Майлз убил бандит, привезенный Айком Селлерсом. Ваш партнер подставил Колдуэла. Он совершил убийство — это так же верно, как если бы выдавил жизнь из тела девушки своими руками.

— Полиция обвиняет Колдуэла, — старик стукнул по ручке кресла.

— Почему вы не захотели бороться в суде? Пусть бы Колдуэл выиграл выборы, дали бы ему обвинить вас, привести в суд, — Террел безжалостно впился взглядом в бледное лицо старика. — Айк не хотел этого, верно? Он хотел подставить Колдуэла, обвинить в убийстве. Навсегда устранить с дороги. Так ведь?

Казалось, старик с трудом брал себя в руки.

— Убирайтесь, — дрожащим голосом выдавил он. — Я достаточно наслушался ваших обвинений. Убирайтесь.

— Хорошо, мистер Брайдуэл.

— Я лечу в Сент-Луис навестить дочь. Меня не будет в городе три месяца. И мне наплевать, что и с кем тут случится.

— Такие люди, как вы, всегда меня удивляют. Конечно, вы построили город. Но где гордость за свою работу? Вы оставляете заправлять всем бандитов — и пусть все летит к черту? Трущобы, плохие школы, загубленные парки — почему все это вас не возмущает? Почему вы ничего с этим не делаете?

— Убирайтесь вон! — взвизгнул Брайдуэл. — Не учите меня, что делать. И не сметь мне угрожать, понятно?

Террел

медленно покачал головой.

— Вы не пойдете в тюрьму за убийство, мистер Брайдуэл. Вы пойдете в ад.

Брайдуэл не отвечал; он пытался говорить, но с его губ не срывалось ни слова. По испуганному взгляду Террел видел, что все-таки потряс его.

— Спокойной ночи.

От дома Брайдуэла Террел поехал в «Мэншен», большой ночной клуб Айка Селлерса в центре города. Официант Мигель сердечно приветствовал его и передал с помощником записку Конни Блейкер.

— Выпьете? — спросил Мигель. — Немножко нашего старого-старого виски? От меня?

— Нет, спасибо, в другой раз, Мигель.

— Как пожелаете.

Несколько посетителей ужинали — тут была лучшая кухня в городе — и слушали девушку, певшую под аккомпанемент нежной музыки отличного рояля. Буфетчики стояли, сложив руки, серьезные, чисто выбритые, в белых куртках, по временам проверяя взглядом, под руками ли приборы, ломтики лимона и апельсина, мясистые вишни и бледные луковки к коктейлям, ряды бокалов и миксеров и кубики льда в ведерке. Атмосфера была спокойной и выжидательной — от гардеробщицы до метрдотеля все были готовы к вечерней сутолоке.

Вернулся помощник и сказал, что мисс Блейкер ждет его в своей уборной. Террел кивнул, попрощался с Мигелем и зашагал по коридору, ведущему в комнаты артистов. Она ждала его в дверях своей гримерной, теплые светлые глаза казались темными.

— Я рада, что ты сумел прийти, — сказала она.

— Я понял, что у тебя что-то срочное.

— Заходи, пожалуйста, здесь беспорядок, но есть свободный стул и пепельница.

— Люди жили и умирали, имея и меньше.

Она сильно нервничала, он это понимал: Конни вся дрожала.

Комната выполняла свое назначение — и ничего больше; серые стены, туалетный столик, вешалка и несколько стульев с прямыми спинками.

— Как работа? — спросил он.

— Довольно неплохо. Я чуть выше разносчицы сигарет. Пою вместе с группой в заключительном номере и немного танцую в кордебалете, — она поспешно спохватилась: — Садись, пожалуйста.

— Продолжай. Тебя приятно слушать.

Он подумал, что это звучит как диагноз. Она была не просто хороша, а хороша, как куколка. На светлых волосах — яркая лента, кожа, как у молоденькой девчушки, без изъянов и без грима. Наряд подчеркивал фигуру: белая блузка, шорты и колготы в сеточку — при ее тонкой талии и длинных красивых ногах эффект был потрясающий. Но Террел нелогично заключил, что она не принадлежит к числу шестерок Айка Селлерса. Конечно, она была призывно привлекательной, но куда больше, чем только это. От нее тянуло домом, чистыми детьми и жарким к воскресному обеду, быть может, мартини у горящего камина… Но он мог и ошибаться.

— Зачем ты хотела меня видеть?

Она покосилась на дверь.

— Если я скажу тебе такое, что сможешь использовать, — что я буду с этого иметь?

— Обычные простые вещи, — вздохнул он. — Удовлетворение, самоуважение, спокойную совесть. Неплохая цена.

Она медленно села, глядя ему в глаза.

— И больше ничего?

— Ты имеешь в виду что-то чистое и идеальное — скажем, деньги?

Она скрестила ноги и носком нарисовала круг.

— Вот как…

Свет над туалетным столиком играл в стекляшках на ее маленьких черных бархатных туфельках. Она снова покосилась на дверь, и Террел заметил, как ее руки до боли сжали края стула.