Смерть сказала: может быть
Шрифт:
То была она и не она. Какая заметная перемена за столь короткий срок! Начать с прически – более высокой, с гладким зачесом волос, что делало ее как бы выше ростом. Потом серьги – длинные, тяжелые, они подчеркивали, насколько исхудало ее лицо. И глаза, в особенности глаза, – подведенные сильнее обычного, они блестели каким-то лихорадочным блеском… нет… Лоб подыскивал эпитеты… беспокойным, словно Зина не вполне оправилась после тяжелой болезни. Лицо, выражавшее тревогу, – нет, лихорадочное возбуждение. Лоб протянул ей руку. Зинина рука оказалась горячей, сухой, твердой.
– Примите мои поздравления, – сказал он. – Вижу,
– Правда ведь? – вмешался Нелли. – И в лаборатории тоже – на все сто. Ну, скажем, на девяносто девять. Ведь она у нас скромница.
Лоб сморщил нос.
– Что это за духи?
Нелли взял Зину за кисть и приподнял.
– Они еще не дозрели и не имеют названия. Понюхайте-ка… Недурственно, а?.. Духи реагируют на контакт с кожей… Аромат улучшается или наоборот. Этот запах пока находится в процессе обретения своего букета!… Если вам придет на ум имя знаменитой куртизанки… У меня они что-то выветрились из памяти.
Он громко рассмеялся. Зина живо высвободила кисть и взяла Лоба под руку.
– Пошли?
– Не особенно задерживайте ее, – попросил Нелли. – У нас тут запарка. А вечером мне предстоит еще вернуться на фабрику. Некоторые опыты я могу проводить только там. Приятного аппетита!
– Куда вы хотели бы пойти, Зина?
– Неподалеку от моего дома есть ресторанчик… Нам будет там уютно. И я покажу вам свою новую обитель.
Они молча зашагали в ногу, и Лоб изумлялся тому, что внезапно почувствовал, как все просто, полностью отрешился от забот и тревог.
– Ну, рассказывайте, – попросил он некоторое время погодя. – Как вы себя чувствуете?
– Хорошо… Никогда еще я не была в такой отличной форме.
– Ну а настроение?
– Отвечать начистоту?
– Прошу вас.
– Скверное!… Супруги Нелли чересчур усердствуют. Я предпочла бы пользоваться большей самостоятельностью. Терпеть не могу, когда мною распоряжаются… Меня приводят сюда и увозят туда, как мешок.
– Ну а работа вам нравится?
– Да… нет… Не знаю. Откровенно говоря, не знаю.
Она взяла Лоба за запястье.
– Увезите меня, Эрве… Увезите меня отсюда как можно дальше. Вы много путешествуете. Для вас это не проблема.
– Что касается меня, – ответил Лоб, – так я бы ни о чем другом и не мечтал. Но существуют еще супруги Нелли.
– Ах! Супруги Нелли! – вскричала Зина. – Вам не было бы цены, если бы вы поменьше…
– Поменьше?..
Она передернула плечами. Лоб остановился и огляделся вокруг. Машины стояли даже на тротуарах. Спешащая толпа вынуждала их идти не задерживаясь.
– Но не могу же я сделать вам предложение прямо на улице?! – сказал Лоб, желая всем своим видом показать, как он шокирован.
Зина рассмеялась. Она смеялась все громче и громче.
– Зина!… На нас смотрят люди. Она смеялась до слез.
– Зина, да вы плачете!
– Оставьте меня!
Лоб растерялся и просто не знал, что же ему делать. Он предложил Зине носовой платок.
– Странный вы человек, Эрве, – пробормотала она, и ее голос звучал уже тверже. – А вот и ресторан.
Они вошли, и Зина исчезла в коридоре, ведущем к туалетам. Потрясенного Лоба донимали вопросы. Его подозрения находили подтверждение. Януш наверняка находился в Ницце и никогда не позволит сестре уехать. Отсюда и такой своеобразный спазм отчаяния. Слова в меню танцевали у него перед глазами… Кальмары… фрикандо… Аппетит совершенно пропал. Этот
– Зина!
Порою достаточно чуть понизить голос, поддаться волнению, и атмосфера интимности восстанавливается, беседа вновь обретает соответствующую тональность. Но Зина от него уже ускользнула. Она глянула на часы.
– Я покажу вам свою квартиру… Ну, словом, квартиру, которую мне преподнесли!
Невозможно было уловить, посмеивалась ли она, а если да, то над кем именно. Улица Моцарта находилась в двух шагах от ресторана. Они поднялись в лифте на пятый этаж.
– Консьержки нет? – поинтересовался Лоб.
– Нет.
– Входи кто хочет?
– Конечно.
Зина рылась в сумочке, отыскивая ключи. Лоб оттолкнул двустворчатую дверь лифта, помогая ей выйти. Но створка была на пружине и, автоматически захлопываясь, стукнула ее по локтю, так что Зина выронила сумочку. Из нее выпали пудреница, губная помада, документы…
– Я становлюсь все более неловким, – проворчал Лоб. – Прошу прощения.
Зина протянула ему ключи от квартиры.
– Открывайте.
Он повернул ключ английского замка, подстерегая щелчок.
– Как неосмотрительно с вашей стороны! – заметил он. – Лучше бы вы запирали дверь на два оборота.
Убедившись, что все собрала с полу, Зина выпрямилась.
– А я всегда запираю на два.
– Только не на сей раз. И вот вам доказательство…
Он слегка надавил ключом, и собачка замка поддалась. Дверь приоткрылась.
– А между тем я твердо знаю… Лоб перешагнул порог.
– Нет! – закричала Зина. – Эрве, прошу вас… не входите!
– Почему? Значит, там кто-то есть? И тихо добавил:
– Он там?
Лифт внезапно стал опускаться, вызванный с нижнего этажа. Зина следила за кабиной и с растерянным видом прижимала сумочку к груди.
– Он здесь, не так ли? – допытывался Лоб.
– Кто «он»?
– Как будто вы не знаете сами.
Лоб распахнул входную дверь во всю ширь.
– Эрве! – в крик кричала за его спиной Зина. – Если только вы войдете…
Он вошел… В крошечной прихожей никого. В комнате тоже никого. Лоб раздвинул занавеску в гардеробной. Ничего, кроме чемоданов и коробок. Оставалась кухня! Зина стояла на лестничной площадке, не шевелясь. Только рука, с которой свисала сумочка, медленно, судорожно распрямилась. Лоб, сжавшись в комок – так ему не хватало воздуха, – опустил кулак, оглянулся на Зину и отшвырнул кухонную дверь так, что она стукнулась о стену. Никого! Никого и в ванной комнате. Он медленно вернулся на исходное место, едва зацепившись взглядом за диван, книжный шкаф, большую лампу на комоде, две-три картины на стенах, белый плащ, брошенный на кресло. Ах! Шкаф!…