Смерть супермодели
Шрифт:
Их поцелуй продолжался вечно, а все, что она хотела сделать, так это сесть в темной комнате и вспоминая об этом мгновении, спросить, что это значило. Ее разум исчез, и она существовала только внутри ее собственного рта, где он был, с теплом, вкусом и чувством, что он окружает ее внутри и снаружи, и когда она подумала, что больше не может получать удовольствие от этого, она слегка толкнула его и открыла глаза.
— Нужно ли мне извиняться? — спросил он, смотря на нее темными, как прожаренные французские тосты, глазами под черными ресницами.
– Боже, нет. Я просто… я подумала.
Он
— Скажи мне.
— Ты используешь шерстяной креп для весенней коллекции. Могу ли я присоединиться к вашему заказу на ткани и заказать доставку прямо сюда? Я могу использовать и кусковые ткани, если они придут некрашеными.
— Да. Что-то еще?
— Я… ах… ничего.
— Что угодно. Скажи.
— Я не могу думать.
Она полностью отдалась его губам, позволяя ему притянуть ее к себе.
— О, Господи! — воскликнул Корки, вернувшийся с подносом пенистого кофе. — Давно пора.
Они оторвались друг от друга, и Лора почувствовала румянец заливает щеки.
Джереми вытащил мокко-фраппе Иванны из картонной коробки и вручил Лоре, со словами:
— Я буду за раскроечным столом.
Как только он ушел, она спросила:
— Что ты имеешь в виду «давно пора»?
— Ты тоскуешь по нему еще со времени стажерства.
— Что ж…
— Ну? — спросил он.
— Думали, что он гей. Даже ты сказал, что в нем нечто недоступное. — Она говорила предложения, слышала, что она говорит, но её разум был затуманен вкусом Джереми и желанием залезть в угол и снова и снова пережить этот момент. Но Корки смотрел на нее, как бы пытаясь понять, о чем она говорит, и это смущало. — После шоу вы разговаривали по телефону, я не знаю, кто и…
— О, дорогая, я говорил не о Сент-Джеймсе. Я говорил о брате Томасины, Рольфе. Утром он был на площадке, и он горяч. Нет, нет, кусочек по соседству твой.
Она закатила глаза. Рольф был красив, но как-то не привлекал её. Лорин телефон зазвонил, избавив ее от необходимости отвечать. Корки начал убираться в выставочном зале, то и дело, причмокивая, как после поцелуя, дразня девушку. Она ударила его по руке, прежде чем ответить.
— Привет, дядя Грэхем, — сказала она.
— Как ты, любимая племянница?
— Я в порядке, — сказала она, пропустив ту часть, в которой она только что поцеловала любовь своей жизни, хотя и думала, что больше его не любит. — Почему ты звонишь мне в обеденное время?
— Полиция забрала твою сестру сегодня утром, и они хотят поговорить с тобой.
Лора немедленно бросила Корки с неубранным выставочным залом и поцелуями-пересмешками.
Глава 10
«Он поцеловал меня».
Лора все еще думала об этом и все еще ощущала на губах прикосновение его губ. Она шла к Южной через весь Мидтаун, но, пересекая кварталы, не замечала ничего. Лора ни на что не обращала внимания, врезаясь в парковочный счетчик и застывая у открытой двери такси. Она просто продолжала идти в прострации, задаваясь вопросом, исчезнет ли когда-нибудь ощущение его губ на ее губах.
Ей захотелось пойти домой и рассказать
Ее чуть не сбил посыльный, когда она пыталась пересечь Бродвей на светофоре. Лора задавалась вопросом, почему ничего не получилось со Стью. Знала в глубине души, что есть Джереми? Нужно ли ей еще несколько месяцев чтобы выяснить, изменилось ли что-то для него после обнародования его гетеросексуальной ориентации? Или для ее? Чтобы разглядеть, были ли взгляды украдкой и кофе нечто большим, чем признательность за тяжелую работу и лояльность?
Она вошла в вестибюль участка, как будто все эти действия прерывали другие, гораздо более интересные события. Осмотрела комнату, выглядывая дядю Грэма, которого всегда было легко узнать по седым волосам и модным костюмам. Он стоял у колонны в центре комнаты. Вокруг колонны была установлена широкая деревянная полка, и дядя Грэм сделал из неё свой личный стол, открыв на ней свой портфель и разложив бумаги. Костюм был выполнен на заказ, а оправа очков выполнена из какого-то легкого металла, используемого на космических кораблях. Он помахал рукой, когда заметил Лору, положив телефон, как будто она была еще в колыбельке, а вестибюль участка был его личным офисом.
Когда Лора поздоровалась с ним, он удержал ее на расстоянии вытянутой руки со словами:
— Я не доволен тобой.
— Почему?
— Ты задавала вопросы.
— Я просто поговорила с… подожди, кто, с чего ты думаешь, что я задавала вопросы?
— В следующий раз, — сказал он, покачивая пальцем, — ты звонишь мне.
— Следующего раза не будет. — Хотя снова стоя в вестибюле Южного участка Мидтауна, она не была в этом так уверена. — Где мама?
— Я отправил ее домой. Я хотел поговорить с тобой, прежде чем ты войдешь.
— Разве это разрешено?
— Ты мой клиент. Они не могут остановить меня. — Она одновременно почувствовала раздражение, за то, что она указывает её что делать, и приятную теплоту за заботу. — Они также не могут помешать мне рассказать тебе, почему у них Руби. Мне просто нужно сначала получить твое устное согласие.
— Хорошо?
— Я не хочу, чтобы ты была вовлечена в дело, как это случилось прошлой зимой.
— Дядя Грэм, я не могу…
— Ты должна.
— Знаешь, что для меня значит моя сестра?
Он кивнул, как будто знал, но если бы он действительно понимал это, то никогда бы не стал просить о таком.
Она попыталась объяснить.
— Когда мы были детьми, и мама работала допоздна, а мы возвращались домой из Далтона, мы были сами по себе. У нас был наш собственный мир. Богатые белые дети не разговаривали с нами, а другие стипендиаты не знали, что у нас с ними есть что-то общее. Были только мы. Если с ней что-то случится, у меня как будто вырвут сердце.
— Это очень драматично. И так же не относится к делу.