Смерть в редакции

Голдсборо Роберт

— Миссис Хаверхилл понимала, что пасынок непременно продаст свой пакет?

— Естественно, — раздраженно ответил Дин. — Дэвид — эгоист и пьяница, которому плевать на всех, кроме собственной персоны. Ему было прекрасно известно, что шансов возглавить газету у него нет, поэтому он был просто счастлив сорвать куш, нанеся притом Хэрриет финансовый удар. Это было ясно всем, кто хотя бы немного знал его.

— Итак, остается племянник. Что о нем сказала миссис Хаверхилл?

— Хэрриет полагала, что сможет удержать его от продажи.

— Предложив

ему пост издателя?

— Что? Где вы такое могли услышать? — возмутился Дин. — Абсолютнейшая чушь. Возможно, Скотт и нравился ей больше Дэвида… Но чтобы сделать его издателем… Никогда! — отметя взмахом руки эту нелепую идею, адвокат закончил: — Ему для такого поста не хватает ни ума, ни характера, и Хэрриет прекрасно знала об этом.

Вульф приподнял плечи на четверть дюйма и грузно опустил их.

— С моей стороны это было простое уморассуждение. Я полагал, что необходима именно такая уступка, чтобы удержать его акции в собственности семьи.

Дин наклонился вперед. Его лицо снова начало приобретать пунцовый оттенок. Вульф, видимо, выжимал из старца последние соки.

— Хэрриет отчаянно билась за то, чтобы не дать «Газетт» попасть в руки Макларена, но ее отчаяние не могло принять столь крайние формы. Поверьте, она ни при каких обстоятельствах не согласилась бы передать пост издателя Скотту. Этот человек — скользкий лгун, и Хэрриет понимала, что он мгновенно погубит газету, если та попадет в его лапы…

— Даже если бы в этом состояла последняя надежда избавиться от посягательств Макларена?

Дин энергично закивал.

— Она говорила вам здесь на прошлой неделе, что была уверена в том, что сможет удержать Скотта от продажи, предложив ему одно из трех кресел попечителей учреждаемого ею фонда. Когда я разговаривал с ней в пятницу, она продолжала придерживаться тех же взглядов.

— У нее были разработаны планы на случай его отказа?

— Хэрриет думала, что Скотт не откажется, — резко ответил Дин. — Как я сказал, она ни за что не предложила бы ему пост издателя. Об этом не может быть и речи.

— В тот день вы больше не встречались с миссис Хаверхилл?

Дин снова уставился в пол, и его «нет» было едва слышно.

— Сэр, где вы находились в пятницу между шестью часами и тем моментом, когда узнали о смерти миссис Хаверхилл?

— В своем кабинете на двенадцатом этаже.

— В одиночестве?

— Да, все время. Я ждал звонка Хэрриет. После полудня мы все — я имею в виду владельцев акций — получили от нее записку, в которой она просила нас встретиться с ней после ухода Макларена. И затем раздался звонок… — Его голос оборвался.

— Кто позвонил, и когда это произошло?

— Карл Бишоп. Думаю — без четверти восемь.

— Вам было известно, что миссис Хаверхилл хранила пистолет в ящике своего письменного стола?

— Господи, конечно, — ответил Дин. Он казался совсем измочаленным. — Именно я и приобрел для нее оружие.

— Вот как?

— Да, это случилось несколько

лет тому назад, точно не помню когда. Преступники похитили одного издателя — возможно, вы слышали об этом, — и я опасался, что какому-нибудь психу здесь, в Нью-Йорке, может прийти в голову же такая же идея. Поначалу я убедил шофера Хэрриет носить пистолет. Он некоторое время делал это, но потом отказался. Что же касается Хэрриет, то ей крайне не нравилось владеть оружием, и до прошлой пятницы я не вспоминал о его существовании.

Вульф налил пива и, глядя на исчезающую пену, спросил:

— Почему она его хранила?

— Не имею понятия, — ответил Дин. К нему вернулся его воинственный тон. — Не исключено, она тоже забыла о нем.

— Вероятно, — ответил Вульф. — Не пересматривала ли она в последнее время свое завещание?

— По-моему, это вас не касается, — фыркнул Дин. — Но скоро об этом все узнают, так что я не открою вам тайны. Все ее активы в «Газетт» отойдут в фонд, о создании которого она упоминала здесь на прошлой неделе.

— Как с остальной собственностью?

— Господи, вам во все нужно сунуть свой нос! Практически все остальное отойдет парочке обожаемых ею благотворительных фондов; сравнительно небольшие суммы она отказала своему секретарю и прислуге — горничной с поваром в Нью-Йорке и садовнику в доме на Лонг-Айленде.

— Вам лично она что-нибудь оставила?

— Естественно, нет! Теперь, если вы не возражаете и даже если возражаете, я ухожу. Я уделил вам значительно больше пятнадцати минут. Я все еще не знаю, что вы хотите доказать — и с какой целью. У вас даже нет клиента.

— Клиент имеется, — поправил его Вульф.

— Вот как, — прошипел Дин, поднимаясь с кресла и вытягиваясь во весь свой не очень большой рост. Резко повернувшись, он быстро зашагал к выходу. По пути он споткнулся и с трудом удержал равновесие. Я проследовал за ним, чтобы помочь ему одеться, но старец оказался проворнее. Он на ходу сорвал плащ с нашей старомодной большой вешалки из каштана и выскочил за дверь.

— Не правда ли, обаятельный парень? — спросил я, возвратившись в кабинет.

— Угу, — ответил Вульф.

Я хотел спросить, не пытается ли он имитировать Дина, но вовремя остановился. Гений думал, и я побоялся рассердить его. Он мог впасть в депрессию только для того, чтобы досадить мне.

Глава 17

После ухода Дина Вульф был совсем не расположен к беседе. Он спрятался за книгой и я, для разнообразия, не стал его донимать. Прошлым вечером Теодор притащил сведения о необычно большом числе новых почек, и работы у меня оказалось невпроворот: следовало занести данные о свежих завязях в специальные карточки. Я настолько увлекся этим занятием, что даже не заметил, как Вульф вышел. Услышав шум лифта, я взглянул на часы и удивился — было уже четыре. Как правильно замечено, время мчится, когда у тебя есть интересное дело.