Смерть в Сингапуре [сборник]
Шрифт:
Разумеется, он приобрел и врагов, но оппозиция быстро пошла на попятную после того, как двух наиболее упрямых соперников Анджело выловили из реки Сингапур. Тайные общества поддержали Сачетти, потому что он не вмешивался в их дела и согласился выплачивать им часть прибыли. По-настоящему противостояли Сачетти лишь правительственные учреждения, но он обошел и эту преграду, женившись на младшей дочери То Кинпу, политика левых взглядов, имевшего многочисленных последователей. Так уж вышло, что в тот момент от То Кинпу отвернулась удача, и он сидел на мели.
Теперь же мистер То выражает свои политические взгляды
— А куда он направит эти деньги? Будет покупать голоса избирателей?
Лим покачал головой.
— Нет, до выборов еще четыре года, и партия премьер-министра контролирует в парламенте все места, пятьдесят одно из пятидесяти одного. О чем можно только сожалеть.
— Почему?
— Оппозиция необходима, иначе политикам будет некого поносить. Представьте себе, что демократы завоевали все места в конгрессе.
— Они сцепятся друг с другом.
— Вот именно. Поэтому То и полезен для правительства. На него всегда можно вылить ушат помоев.
— Но реальной власти у него нет?
— Есть, мистер Которн, власть у него есть. Имея в своем распоряжении большие деньги, он в любой момент может организовать расовый бунт. Это тот камень, который тесть Анджело Сачетти держит за пазухой, и уверяю вас, камень этот очень увесистый. Мы просто не можем позволить себе еще одного расового бунта.
— Один, припоминаю, у вас уже произошел.
— Два. В 1964 году, — Лим покачал головой и вновь обратил свой взор на бухту. — Мы в Сингапуре гордимся нашими гармоничными межнациональными отношениями. Нам нравится думать, что мы прежде всего сингапурцы, а потом уж китайцы, малайцы, индусы, пакистанцы, европейцы и можем жить в мире и согласии. Так мы думали и в 1964 году, когда произошли жестокие столкновения на межнациональной почве. Первый раз в июле, второй — в сентябре. Тридцать пять человек погибло, многие сотни получили ранения, материальный ущерб исчислялся десятками миллионов долларов. Первый бунт начался из-за пустяка: во время малайской религиозной церемонии кто-то из зрителей-малайцев затеял драку с полицейским-китайцем. В сентябре началу столкновений положило убийство рикши-китайца. Но, полагаю, мне нет нужды объяснять вам, с чего начинаются расовые бунты, мистер Которн. В вашей стране они не редкость.
— Полностью с вами согласен.
Лим повернулся ко мне:
— Тогда вы, несомненно, понимаете, что угроза расового бунта — очень мощное оружие.
— Разновидность шантажа, не так ли?
— Я думаю, вы недалеки от истины. Но цена, которую мы платим, неизмеримо меньше урона, вызванного столкновениями на расовой почве.
— А не могли бы вы забрать его паспорт через посольство США?
— Паспорт Сачетти?
— Да.
Лим опять покачал головой и закрыл папку.
— Для таких людей, как Анджело Сачетти, паспорт или гражданство ничего не значат. Если ваше государство отберет его, Сачетти на следующий, день получит новый у другого государства, которое торгует своим гражданством. Таких я могу назвать вам четыре или пять. Видите ли, мистер Которн, гражданство
— Я думал, что убил его. Меня это тревожило. Тревожит и по сей день.
Лим пристально посмотрел на меня и улыбнулся. Сухо, а не так, как обычно, во весь рот.
— Жаль, что вы его не убили. Вы избавили бы многих от лишних забот.
— Многих, но не себя.
— Когда вы узнали, что он живехонек?
— Несколько дней назад.
— Правда? — удивился Лим. — Странно, что ваш Государственный департамент не известил вас об этом.
— Не вижу ничего странного, от нашего Государственного департамента ничего другого ждать не приходится.
На этот раз Лим просиял.
— Признаюсь вам, что я придерживаюсь того же мнения. Судя по всему, вы намерены найти Сачетти и лично убедиться, что он жив и здоров.
— Только в том, что он жив, — ответил я. — Вы знаете, где можно его найти?
Лим сунул руку в ящик стола и достал большой бинокль.
— Я даже могу показать вам, где он живет.
Он поднялся, подошел к окну, поднес бинокль к глазам, оглядел бухту. Я присоединился к нему, и он указал на одну из яхт.
— Вон та большая, белая, с радаром.
Лим передал мне бинокль. Я увидел белую яхту футов в сто пятьдесят длиной, стоимостью под миллион долларов. Впрочем, я давно не приценивался к таким яхтам. Она мерно покачивалась на якоре, по главной палубе ходили какие-то люди, но бинокль не позволял разглядеть, пассажиры это или команда. Я отдал бинокль Лиму.
— Отличная яхта.
— Я не сомневаюсь, что она вам понравится. Раньше яхта принадлежала султану Брунея. Сачетти купил ее за бесценок.
— И сколько стоит бесценок на Северном Борнео?
— Примерно два миллиона сингапурских долларов. Я слышал, что ее первоначальная стоимость составляла четыре миллиона.
— У султана возникли денежные затруднения?
— Да, нефтяные запасы иссякают, а ему потребовались наличные.
— Мистер Лим, — я протянул руку, — вы мне очень помогли. Премного вам благодарен.
— Пустяки, мистер Которн, — он пожал мне руку. — И еще. Как глава сингапурской Секретной службы… — он хохотнул. — Я хотел бы знать, каковы ваши планы в отношении мистера Сачетти. Вы понимаете, я не могу не спросить об этом.
Я оглянулся на яхту:
— Полагаю, я его навещу.
— Не хотите ли, чтобы один из моих сотрудников сопровождал вас? Пожалуйста, не думайте, что у меня большой штат. Их всего трое, и если они не занимаются контрразведкой, а такое случается довольно часто, то работают в моей конторе. Один из них — управляющий, двое других — бухгалтеры.
— Думаю, что я обойдусь. Но за предложение спасибо.
— Дело в том, что Сачетти давно отказался от политики «открытых дверей». Он больше не устраивает приемов, а незваным гостям тут же указывают на дверь. С другой стороны, более-менее официальный визит… — Лим не закончил фразы.