Смерть в стране грез
Шрифт:
Дор, поняв, что самурай не собирается сносить ей голову, слегка приободрилась. Она подошла к нему и попыталась разжать кулак.
– Ну все, на сегодня хватит загадок! Гони монету и отдыхай! Будем считать, что тебе просто не повезло.
– Зато тебе повезло. — Японец рассмеялся и, подняв правую руку над головой, разжал кулак. Серебряной монеты в ней не было. Затем он посмотрел на левую руку, вскинул ее и медленно разжал пальцы. Она тоже оказалось пустой. Он продолжал держать руки поднятыми над головой, словно признавая свое поражение и сдаваясь в плен.
Дор стало обидно. Она отошла в сторону и скрестила руки на груди.
– Ну что же, ты одурачил
– Я же сказал: тебе повезло, — укоризненно произнес японец. — Монета твоя. Тебе надо лишь подбросить ее в воздух и угадать, что выпадет. Но скажи, как ты определишь, где «орел», а где «решка», если на одной стороне символ бесконечности, а на другой — Уроборос 2 ?
Поймав ее озадаченный взгляд, самурай весело рассмеялся, затем отвесил легкий поклон и оставил ее одну, почти мгновенно растворившись в ночной мгле.
Когда последние отзвуки его раскатистого смеха затихли в отдалении и вновь наступила тишина, Дор внимательно рассмотрела монету. Она не имела ни малейшего представления, какую ценность монета могла иметь в этом мире и пригодится ли она ей в будущем, и все же ей было приятно. Ей удалось заполучить один из пресловутых артефактов. Гвил Плешетт, например, отзывалась о них с благоговейным трепетом и пеклась об их сохранности так же ревностно, как какой-нибудь скаредный дракон, трясущийся над сундуком с сокровищами. А кто-то, возможно, совершил убийство ради обладания мнимой вещью.
Note2
Символ времени, бесконечности непрерывности жизни. Изображается в виде свернувшегося восьмеркой змея (дракона), кусающего свой хвост.
Монотонный гул голосов и тихая мелодия, доносившиеся со станции, напомнили Дор о цели ее путешествия. Бросив взгляд на толстый слой сажи и копоти, покрывавший облицованные кафельной плиткой стены, она взялась за перила и стала спускаться по ступеням. Ее ладонь, скользившая по поручню, ощущала малейшие шероховатости и неровности на его поверхности, и Дор подумала, что разработчики костюма, похоже, переусердствовали с чувствительностью сенсорных датчиков. Их воздействие на органы восприятия было порой настолько сильным и противоестественно правдоподобным, что в результате само ощущение правдоподобности пропадало.
Внизу Дор задержалась перед сломанным турникетом, рядом с которым возвышался заброшенный билетный киоск, и окинула взглядом безлюдную платформу, освещенную лампами дневного света. Кроме нее, на станции не было ни одной живой души — ни людей, ни мутантов, ни даже рептилий. На всем лежал отпечаток запустения. Платформа, как и все вокруг, была, как войлоком, покрыта слоем слежавшейся пыли. Если не брать в расчет дружелюбного самурая, который вышел из подземки, то создавалось впечатление, что станция пустовала уже много лет.
А почему она решила, будто самурай ждал ее на станции, засомневалась Дор. Может быть, он стоял в подземном переходе. И ждал ли он именно ее? А кого же еще? Конечно, ее, то есть
Не меньше, чем толстый ковер пыли, Дор поразило и то, что станция была ярко освещена. Более того, все лампы работали исправно — не жужжали, не гудели и даже не мигали.
Монета в кулаке стала нагреваться, но не от тепла, исходящего от руки, а по какой-то другой, неизвестной причине. Сначала Дор решила, что, возможно, от нее требуется оплатить монеткой проход через турникет, но вместо этого она покрепче зажала ее в кулаке и пробормотала себе под нос, что подобный поступок был бы мотовством, неоправданным расточительством и пустой тратой денег, заработанных тяжелым трудом.
Поняв, что становится скрягой, Дор рассмеялась.
– Мой каталог с подсказками, — потребовала она, и в тот же миг он возник на турникете. Взяв книгу и раскрыв ее на первой странице, Дор попросила справку о метро.
Страницы зашелестели, как карточки в справочном автомате, затем внезапно прекратили свой бег, остановившись на картинке, на которой была изображена пятицентовая монета, вырезанная из дерева. Именно так, поскольку на полированной поверхности монеты был характерный рисунок древесины. Дор несколько секунд изучала деревянный пятицентовик, затем покачала головой. Страницы снова зашелестели и замелькали, подгоняемые ветром. Только сейчас Дор поняла, что стоит на сквозняке — поток воздуха шел из туннеля. Вновь послышалась музыка, но теперь она звучала где-то совсем близко, и Дор предположила, что играют на гитаре или на очень хорошем синтезаторе.
Она приказала книге на время отложить поиск и, когда та исчезла, перебралась через турникет.
Таинственного музыканта Дор обнаружила в дальнем конце платформы. Гитарист сидел на полу, поджав под себя скрещенные ноги и прислонившись спиной к стене. Он мягко перебирал струны; его голова была немного откинута назад, а глаза закрыты, так что казалось, будто он полностью погружен в себя, в свою музыку. «Очередной чудак», — подумала Дор. Не каждый станет платить деньги только за то, чтобы, сидя в одиночестве на грязной платформе в виртуальном мире, играть на гитаре для воображаемых слушателей.
Дор приказала книге возобновить поиск, уточнив: теперь ее интересует информация о заброшенной станции метро в центре города.
Когда страницы перестали мелькать, она увидела на картинке бутылочную крышку с надписью «крем-сода». У нее на глазах крышка стала объемной и, скатившись со страницы, со стуком упала ей под ноги. Пальцы парня перестали бегать по струнам, он посмотрел на Дор и улыбнулся. Яркий, мертвенно-белый свет ламп мгновенно стал более мягким, а в нижнем поле периферического зрения Дор возникла бегущая строка: «Переход на следующий уровень». Она вспомнила, что редакторы «Полис блоттер» обозначали такой строкой новый раздел.
Теперь вокруг нее толпились люди. Одни стояли небольшими группами на платформе или сидели на турникетах и рельсах, другие компаниями в несколько человек бродили по путям или карабкались на соседнюю платформу, где и без них яблоку негде было упасть. Поначалу они казались Дор просто безликой массой — толпой, сквозь которую пробирался Шанти Лав на берегу Гудзона, но затем она обнаружила, что если смотреть на предполагаемую точку, находящуюся за ними, — как бы сквозь них, — или хотя бы немного скосить глаза, то многие преображались, превращаясь в какие-то аморфные, полупрозрачные существа-кляксы, в то время как другие оставались в своем прежнем обличье. Таких было гораздо меньше.