Смерть в Занзибаре
Шрифт:
– О, женщины! – сказал Лэш. – И вы все это время носили это в кармане! – Он сел на софу и смотрел на нее, качая головой, а потом снова посмотрел на опечатанный конверт в руках. – Что меня поражает, так это то, почему он не нашел его, когда обыскивал ваши вещи в «Эйрлайне». Думаю, что он мало что знает о женщинах, иначе он мог бы сообразить… Постойте-ка минутку! Вы ведь упоминали, будто оставили какое-то пальто в туалетной комнате! Это было оно?
– Да, – сказала Дэни, все еще испытывая затруднения с голосом. – Я… я забыла его. Оно было там всю ночь.
–
Он уставился на маленький запечатанный конверт, который держал в руках, и довольно долго молчал.
В номере было так тихо, что Дэни слышала тонкое тиканье его наручных часов и медленное шипение пузырьков, лопающихся у края стакана, который она продолжала сжимать в руке. Лэш выглядел усталым, мрачным и странно незнакомым, словно он вдруг стал чужим, стал человеком, о котором она вообще ничего не знала.
Молчание начало действовать ей на нервы, и она вдруг стала снова рассматривать дверь в спальню и с напряженным вниманием прислушиваться к самым незначительным ночным звукам снаружи. Открыто ли все еще взломанное окно в ванной? Подумал ли Лэш о том, чтобы закрыть дверь между ванной и туалетной комнатой? А что если этот человек вернется – с пистолетом или ножом вместо пакетика, начиненного хлороформом?
Лэш наконец заговорил: медленно и вполголоса, как бы говоря сам с собой, а не с Дэни:
– Да… так оно и должно быть, конечно. Только так все совпадает. Теперь я вспомнил. Вы говорили что-то о телефонном звонке. Вы позвонили адвокату Тайсона и попросили его, не мог бы он встретиться с вами утром вместо назначенной встречи после обеда. Что означает, что вы должны были поехать туда после обеда, и кто-то, кто об этом знал, но не знал, что вы изменили время, решил попасть туда раньше вас, чтобы завладеть вот этим! – Он подбросил маленький конверт в воздух и снова поймал его. – Конечно, вот почему сейф был открыт.
– Но мистер Хонивуд… Зачем кому-то было убивать мистера Хонивуда?
– Потому что нельзя открыть сейф без ключей. Если вы не профессиональный взломщик. А тот, кто хотел раздобыть это, не зная, что вы его опередили, рассчитывал найти это в сейфе.
– Но… но у него был пистолет. Он мог бы заставить мистера Хонивуда открыть его. Зачем же было его убивать?
– А представьте, что мистер Хонивуд знал этого парня? Хотел бы я узнать, что скрывается в этом листочке бумаги. – Лэш задумчиво взвесил его на ладони и сказал:
– Не уверен, что нам не стоило бы бросить взгляд на него.
– Но вы не можете этого сделать. Это же бумага Тайсона! И она запечатана. Вы ведь не можете сломать печать.
– Не могу? Почему вы так думаете? Внутри этого есть что-то такое, что стоит человеческой жизни. Кое-кто готов был хладнокровно убить Хонивуда, чтобы только завладеть этим, а не так-то уж много есть людей, готовых рискнуть смертной казнью просто из-за какой-то глупости.
– Это письмо принадлежит Тайсону, – упрямо сказала Дэни и протянула руку за ним.
Лэш пожал плечами и отдал ей его.
– Я бы не стал говорить:
Дэни умоляюще посмотрела на него.
– Я… я об этом не подумала. Это значит… – Голос ее сорвался, и она непроизвольно вздрогнула.
– Именно так! – сухо сказал Лэш. – Есть кто-то, кто последовал за вами из Лондона, видимо тем же самолетом. Более того, есть кто-то, кому прекрасно известно, что вы совсем не мисс Ада Китчелл из Милуоки!
Глава 8
Будильник пронзительно зазвонил, оповещая, что уже пять часов утра, и Дэни, проснувшись во второй раз за это утро, обнаружила у себя страшную головную боль, а также констатировала тот факт, что она делила не только свадебный номер, но и брачную постель.
Соблюдению приличий способствовало лишь абсолютно минимальное разграничение, которое, собственно, едва ли могло быть сочтено таковым даже наиболее благожелательными людьми: мисс Эштон спала внутри постельного белья, в то время как мистер Лэшмер Дж. Холден младший, все еще в своем халате, изящно расположился снаружи.
Изумленно глядя на него в бледном свете раннего утра, Дэни с болезненной ясностью вспомнила, что только ее собственное истерическое упрямство, отнюдь не совместимое с репутацией девицы, ответственно за это скандальное положение дел. Она вспомнила, что сама же она безумно и решительно отказалась оставаться одна. Сочетание паники и виски неузнаваемо изменило всю ее систему ценностей, а этические соображения вынуждены были уступить поле боя, при виде ужасающей перспективы еще раз остаться в одиночестве в этой затемненной спальне.
Лэш зевнул, потянулся и, опершись о подушку, внимательно и не без некоей веселости разглядывал ее вспыхнувшие щеки и полные смятения глаза.
– Ничего не скажешь, весьма уютная и вполне домашняя сценка, – удовлетворенно заметил он. – Подумать только, до чего может дойти молодое поколение. Что бы сказала ваша дорогая тетя Гарриет, увидев вас сейчас!
– Или ваша дорогая Эльф! – отрезала Дэни. И тут же пожалела о резком ответе.
– Кис-кис-кис! – сказал Лэш, совершенно не чувствуя себя задетым, и соскочил с постели.
Он выпрямился, широко зевая и потирая свой небритый подбородок, и заявил, что ей лучше остаться на месте, пока он первым не примет ванну и не побреется:
– И не названивайте горничной, пока я не исчезну из виду. Чем меньше рекламы, тем лучше для нас.
Дэни использовала это время на то, чтобы завернуть запечатанный конверт в шифоновый головной платок и засунуть его обратно в карман своего пальто так глубоко, как только возможно, крепко приколов затем шифон, в который было завернуто письмо, к подкладке большой английской булавкой.