Смерть Вазир-Мухтара
Шрифт:
— Газавата?
— Восстания туземного.
Тогда он спросил, как торговец спрашивает о чужих векселях, ему предлагаемых:
— И вы говорите, что Компания…
— …вовлечет всех туземцев, торгашей даже, нынче не приносящих пользы казне, и даже оставшихся без земель землепашцев.
— Без земель?
— Но ведь, как известно вам, Константин Константинович, есть намерение перевести из Персии десять тысяч человек грузинских армян, торгашей по большей части, и обратить их на земли татар. Стало
«И еще получай…»
Родофиникин был серьезно озадачен. Он перебирал пальцами и, казалось, забыл о Грибоедове. Потом пожевал губами и вздохнул.
— Чем более вхожу в ваш проект, Александр Сергеевич, тем более убеждаюсь, что это мысль важная. Ведь правда, нельзя же все оружием и оружием. Может получиться… газават.
Он ткнул два раза плоским пальцем, как тупым палашом.
— Земледелие, — начал он пересчитывать, — мореходство, мануфактура… А скажите, — добавил он, — эээ, но ведь есть там… мм… выгодные… предприятия мануфактурные… и без всяких компаний?
— Разумеется, — протянул Грибоедов, — а шелковые плантации? Кастеллас, как известно вашему превосходительству, близ Тифлиса построил город шелковый.
— Да, ведь вот, Кастеллас, — сказал грек и хитро прищурился, — и без компаний, самолично.
— Только что Кастеллас, — ровно сказал Грибоедов, — на краю разорения и все за бесценок готов бы продать. Да и город-то этот более на бумаге существует.
Глаза у Родофиникина сощурились, стали узкими, черными как уголь щелками. Он часто дышал.
— Вы говорите… за бесценок? У меня еще нет донесений.
— Да, — сказал Грибоедов, — но…
— Но?..
— Но каждому частному владельцу угрожает то же. Главная причина: неумение разматывать шелк.
Грек забарабанил пальцами.
— А при Компании? — спросил он со страхом и любопытством и раскрыл рот.
— Компания выпишет из чужих краев рабочих и мастеровых опытных: шелкомотов, прядильщиков…
Родофиникин не слушал его.
— Но какой же род управления изберем мы… изберете вы, любезный Александр Сергеевич, для Компании?
— Во-первых, государь издает акт, вроде закона, о привилегиях — для хозяйственных заведений, для колонизации землепашцев, устроения фабрик, для…
— Само собой разумеется, — почтительно кивнул Родофиникин.
— Засим складываются капиталы.
Родофиникин сложил ладони.
— Выписываются из чужих краев рабочие и мастеровые…
Родофиникин, округлив ладони, повторял:
— Мастеровые.
— Капиталы ни минуты без движения…
— Ни минуты, — похлопал руками Родофиникин.
— А по окончании привилегии, многолетней… — Грибоедов подчеркнул.
— Да, да, — спросил жадно Родофиникин, — по окончании что же?
— Каждый член Компании отдельно уже вступит в права ее.
— Да… это, это Американские
Он задохнулся.
— Вернее, Восточная Индия, — сказал равнодушно Грибоедов.
— Ммм, — промычал, рассеянно соглашаясь, Родофиникин и посмотрел на Грибоедова.
Он вдруг очнулся и поерзал.
— Но вот управление, все-таки там будет управление, на каких оно, если можно узнать, условиях…
— Условия? — спросил Грибоедов и выпрямился в креслах.
— Условия, да, — задохнулся Родофиникин.
Оттянуть? Оглядеться? Но здесь одна десятая минуты. Он сказал просто, не понижая голоса:
— Должен быть комитет.
— Комитет? — наклонил голову Родофиникин.
— Директор комитета.
Помолчали.
— И… круг действий… директора? — спросил тихо Родофиникин.
— Власть? — переспросил Грибоедов.
— Мммм, — замычал Родофиникин.
— Построение крепостей, — сказал Грибоедов.
— Разумеется, — согласился Родофиникин.
— Дипломатические сношения с соседними державами.
Родофиникин перебирал пальцами.
— Право, — сказал, вдруг повышая голос и дыша необыкновенно ровно, Грибоедов, — объявлять войну и двигать войска…
Родофиникин склонил голову перед ним. Он думал. Глаза его бегали. Вот как все легко оказалось в простом и деловом разговоре. В тяжелом кабинете, с унылыми шкафами красного дерева. Что Нессельрод скажет? Но он скажет то, что скажет грек. Император… Но император выпятит грудь, как он выпячивал ее, объявляя войны, которых он боялся и втайне не понимал, зачем их ведет. Паскевич будет членом Компании.
— Его превосходительство главнокомандующий, — спросил сипло Родофиникин, — будет принимать участие в комитете?
— Он будет членом его, — ответил Грибоедов.
Родофиникин опять склонил голову. Может быть, и хорошо, что не директором. И тогда Паскевич… Но тогда конец Паскевичу… Хорошо. Директор? Родофиникин не спрашивал, кто будет директором. Он только поглядел на Грибоедова исподлобья.
— Это очень ново, — сказал он.
Он встал. Встал и Грибоедов. И вдруг Родофиникин — не похлопал, о нет — прикоснулся покровительственно к борту сюртука.
— Я буду говорить с Карлом Васильевичем, — сказал он важно. — А когда ж это именно стало ясно, разорение Кастелласа-то? — наморщил он лоб.
— Для меня — с самого начала, Константин Константинович.
И Грибоедов откланялся.
Спустя полчаса постучался к Родофиникину надменный лакей. Он протянул ему карточку. Карточка была английская: доктор Макниль, член английской миссии в Тебризе.
— Проси, — сказал рассеянно Родофиникин.
22