Смерть за смерть. Кара грозных богов
Шрифт:
Повинуясь внутреннему чутью, Розмич припал к земле, зарычал громче, яростней. Лицо противника стало белей рубахи, но рука по-прежнему рубила воздух.
Короткий прыжок вперёд, вепс отпрянул в ужасе, оступился, рухнул, припечатавшись задом о жертвенный камень. Закричать от боли не успел – железные когти вонзились в горло, выдрали в одно движение кадык.
Второй «лапой» Розмич провёл по лицу, сдирая с противника кожу, отбросил тело, развернулся – как там напарник. Тот откровенно забавлялся с последним из
Глядя на Ловчана, Розмич невольно рассмеялся. Неспроста он и прозвание такое получил.
Только смех получился необычным: тот же рык, только с клёкотом. Неужели настолько сроднился со шкурой, что даже веселиться на зверином языке начал?
Зато вепсу было не до веселья. И очень скоро к разлитому в воздухе аромату железа добавился другой, менее приятный запашок.
«Что за люди? – усмехаясь, подумал Розмич. – Ни напасть толком не умеют, ни испугаться. Ну ладно обмочиться, но гадиться-то зачем? Чтобы зверь жрать побрезговал?»
Наконец Ловчану надоело валять дурака. Или просто обиделся, что жертва такое неуважение выказала? Ряженый дружинник бросился вперёд, толкнул кулаками в грудь, завалив человека. Розмич испугался, что друг забудется окончательно, попытается перегрызть горло и тем самым даст возможность вонзить нож в спину.
Ловчан оказался умней – применил всё те же когти.
Противник вскрикнул, выгнулся дугой, замолотил кулаками по земле. В наступившей серости рвущаяся из горла кровь казалась блёклой.
Розмич вдруг сообразил – оплошали! Хотел ударить себя по лбу, но вовремя вспомнил о смертоносных лезвиях.
– Что? – хмуро спросил Ловчан, поднимаясь с земли.
Выглядел он жутко: морда оскалена, «лапы» в крови, мех на шкуре топорщится в разные стороны, на плече пары клочков не хватает – кто-то из нападавших обрил.
– Старик просил одного в живых оставить!
– Тьфу ты! Чего раньше не напомнил?
Словене смущённо развели руками:
– Да и сами забыли.
Ловчан неожиданно согнулся пополам и заржал.
– Эй, ты чего? – опешил Розмич.
– А ничё! – выдавил Ловчан сквозь смех. – Ты бы себя видел! Ой, не могу! Ой, умора! Клыки – во! Когти – во!
– Ага! А сам, думаешь, красивше? Вон как человека перепугал, – собеседник ткнул «лапой» в распластанное смердящее тело. И замер.
Теперь, когда предрассветная тьма отступила, он отчётливо видел лицо. Слишком юное, почти детское.
Розмич стрелой метнулся к другому трупу, к третьему… Правда, распознав в остальных взрослых мужчин, облегчения не испытал.
– Остынь, – сказал Ловчан хрипло. – Сделанного не изменить.
В дыру, проделанную в изгороди, скользнула серая тень. Волхв приблизился
– Мы… – Ловчан замялся, потупился. – Мы забыли живого оставить. Извини.
– Ладно, – ответил старик. – Я и не рассчитывал, что вспомните. Я двух лучников на подходе к капищу снял, одного отпустил. Так что… весть кому надо передаст.
Служитель капища обошел место по кругу, нашёл в отдалении не замеченный прежде бочонок. Выругался так, что и у самого Чернобога, поди, уши в трубочку свернулись.
– Вот гадёныши! Смолу притащили! И кресало, небось, не забыли! Подпалить издолб хотели, не иначе!
Пыхтя, откатил бочонок подальше, чтобы добытое в бою добро глаз не мозолило.
– Теперь-то объяснишь, в чём дело? – напомнил Розмич, стягивая с головы личину, которая стала вдруг очень тяжелой, неудобной.
– Позже. Прибраться нужно. Иначе серых приманим и ворон. Да и богу незачем это непотребство видеть.
– А мурмане убеждены, что волки и вороны сопровождают самого Велеса, – блеснул знанием Ловчан. – Так, может, того… не нужно прятать? Пущай попируют.
– Ты мурманин? – неожиданно зло спросил волхв. И, не дождавшись утвердительного ответа, заключил: – Тогда сделаешь, как у словен принято!
Глава 6
Когда Хереда уволокли, Олег, не дожидаясь вопроса Силкисив, начал говорить. Очи его всё время оставались закрыты, но женщины слушали, затаив дыхание, ничем, ни одним жестом, ни единым словом не перебивая Олеговой исповеди.
– Корела, можно сказать, была уже нашей. Число защитников таяло с каждой неудачной попыткой пробиться к воде. Город был надёжно окружён, не проскочила бы и мышь. Мы простреливали каждую бойницу крепости, но Рюрик медлил и не дозволял идти на приступ наиболее рьяным воякам. Он знал, что без подмоги восставшим не продержаться. Ведал он и то, что, отчаявшись, они скорее перережут друг друга, но не сдадутся. Сохранить им жизни не входило и в наши намерения. А терять своих людей понапрасну князь не желал.
Мы терпеливо ждали, когда за стенами устанут хоронить мертвецов, когда болезни дадут о себе знать и свершится то, что должно – либо они все выйдут в поле на решительный, но гибельный бой.
Каково же было удивление Рюрика, когда створы крепостных ворот приоткрылись и оттуда вышло посольство, неся над собой белое полотнище, подцепленное на копьё.
Сьёльв с варягами выдвинулся навстречу, но вскоре от него пришёл человек и пояснил, что Корела умоляет о перемирии, дабы справить похоронные обряды. В залог же добрых намерений в заложники предают нам самых знатных из юношей, с тем чтобы были они отпущены обратно, когда истечёт оговорённый срок.