Смерть за смерть. Кара грозных богов
Шрифт:
– Вельмуд с русью не подведёт?!
– Нет, эта русь не продажная. Сделает всё по договору. А в Новгороде при Рюриковне сам Рулав был оставлен. Ему, как себе, доверяю.
– Так что же тебя беспокоит? – спросил Гудмунд.
– Не что, а кто… Потому и Силкисив, и сына с собою беру.
На лице Гудмунда отразилось недоумение. Он сказал осторожно:
– Но здесь они в большей безопасности.
– Для пользы дела Херрауду, каким бы малым ни казался, надобно в Новгород явиться и при мне всюду быть. Я тебе
– Я своих не повезу, – уточнил Гудмунд.
– Добро, но Ингрид сумеет о себе и детях позаботиться. И Сьёльв тут, защитит, если потребуется. Так и впрямь спокойнее будет.
Недоумение Гудмунда росло, но расспрашивать или возражать мурманин не стал. Олег слишком часто оказывался зряч там, где другие слепы. И хитрости свои раньше времени раскрывать не привык, пусть бы и родному брату, хоть пытай его – всё равно не скажет.
– Видение мне было на кургане, – пояснил Олег, как будто бы этим всё сказал. – Потому вперёд лучших людей шлю.
– А скотты?
Князь скривил губы, точно брат о гадости напомнил. Произнёс с неприязнью:
– Куда бы их подальше?! Мало ли что в головы взбредёт. Кинутся княгиню защищать – все полягут по дури.
Гудмунд не переставал удивляться. Всего день назад при упоминании скоттов в глазах Олега молнии вспыхивали, а теперь спокоен, как сытый волчара. Кривится и только.
– Есть и у меня одна задумка на их счёт, – осторожно отозвался Гудмунд. – Разведали мы к северу острова – осваивать бы надо. Разрешишь?
Олег махнул рукой, ответил с прежним равнодушием:
– Поступай, как знаешь. Я твоему решению верю. Пусть хоть Аваллон отправятся искать… Тоже мысль, прими на вооружение!
Гудмунд уже собирался уйти, но обернулся, вспомнив:
– Одд! Как ты думаешь, добрался ли твой Розмич до Белозера?
– Розмич-то? Он должен добраться. Об остальных не скажу. Печать Хель лежала на многих из тех, кто уходил вместе с ним! Я видел уже там, в Кореле, потому и отослал. Они смертники, но кто знает, вдруг каким-то чудом и обманут дщерь Локи в кои-то веки… – Олег снова прикрыл веки, словно бы пытался проникнуть сквозь мутную занавесь Времени.
– А Розмич печатью не отмечен?
Олег молчал долго, то ли слова подбирал, то ли отвечать не хотел за воспитанника.
– Розмич особенный, его судьба не определена. С такими, как он, ничего до конца не ясно. Может, и погибнет, может, до преклонных лет доживёт. Чую, в свой срок махнёт рукой на все людские заботы и в волхвы подастся, а коли ошибаюсь, так наоборот – лучшим военачальником станет.
– Ты шутишь? Разве так бывает, чтобы без судьбы? – произнёс Гудмунд осторожно.
Губы Олега тронула едва заметная улыбка:
– В жизни всякое бывает, брат.
– А Полат? Как думаешь, он прибудет на сход?
– Прилетит! – Олег уже не скрывал кривой улыбки.
И сердце Гудмунда холодело,
– Впереди коня помчится! Сам себя плетью подстёгивать будет, лишь бы успеть.
Солнце ещё не выглянуло из-за кромки леса, а мир уже просветлел.
Разом, будто повинуясь божественному приказу, очнулись ото сна птицы, и неуютная тишина сменилась многоголосым чириканьем. В траве завозились жуки, забегали деловитые муравьи. Невесомая бабочка покружила над капищем и порхнула к белому цветку клевера, тут же вернулась в небо – роса ещё не сошла, полакомиться нектаром не удалось.
Освободившись от личин и шуб, Розмич с Ловчаном начали перетаскивать трупы. Волхв велел сложить их в противоположной от землянки стороне. Тут обнаружился ещё один камень, большой и плоский – почти как тот, что покоится у основания идола.
Вепсы оказались не только низенькими, но и очень лёгкими. Мешок с репой и тот больше весит. Но брались за каждого мертвяка вдвоём, чтобы в крови не перепачкаться.
Розмич ещё раз отметил белые рубахи – глупая одежда для ночной вылазки. Заметил также и чужие узоры. Вышивку, мало похожую на ту, что принята у словен. А вот лицом вепсы точь-в-точь ильмерцы, даже волос такой же – светлый.
Когда несли мальчишку, воин невольно содрогнулся. И хотя у врага нет возраста, потому как любой, даже младенчик, может извернуться и причинить зло, совесть нет-нет, а кусала. Ведь юный совсем, поди и девку ни разу не целовал! А нецелованным умирать обиднее всего.
Едва доволокли последнего, подскочил волхв. По нему и не скажешь, что ночью лихое творилось – стоит спокойный, будто крепостная стена в мирный год. И на трупы глядит, как хозяйка на обезглавленную в честь праздника курицу.
– Семеро, – задумчиво пробормотал служитель. – Хорошее число. Божеское.
Розмич и Ловчан удивлённо переглянулись. Впрочем, когда воины на поле брани раненых добивают или рассказывают в корчме, каково это вражескую печень голой рукой вырвать, на них тоже косятся. У каждого ремесла свои причуды.
– Теперь камушек отодвинуть надобно, – сообщил волхв.
В этот раз дружинники переглядывались в открытую, после вытаращились на старика.
– Разве у вас так не делают? – в свою очередь удивился тот.
– Как? – в один голос спросили воины.
Старик глянул хмуро, но, видимо, решил, что лучше один раз показать, чем разглагольствовать.
– Вот этот камушек, – повторил он. – Сдвиньте-ка.
Воины подчинились, хотя не верилось, что эту махину и впрямь передвинуть можно. Но камень поддался, и довольно легко.
Ловчан первым глянул под ноги, едва не уронил ношу. В памяти начали всплывать давно забытые события – он уже видел подобное, в далёком-далёком детстве, ещё до того, как в отроки попал.