Смертельная любовь
Шрифт:
– Вы встречали и других людей – ничего подобного не происходило?
– Нет, конечно. Разве может быть кто-то похож на него? Он совершенно отдельный человек. Необычайного обаяния. Все дворники, уборщицы, санитарки были его. Огромный мир. Нам показалось, что встретились два человека одной крови.
– До него у вас никого не было?
– Я была замужем, у меня был ребенок. Он в этот момент был свободен. Он много раз женился и разводился. Мы встретились как взрослые люди.
– Он был любвеобилен?
– О нем нельзя сказать так. Просто любовь – это пространство, в котором он жил. И если он женился много раз, то не потому что ему нужна была смена впечатлений. Он искал.
– Кто-то кого-то завоевывал?
– Мы не завоевывали друг друга совершенно. Мы как-то приближались. Буквально через несколько дней мы оказались на фестивале в Вильнюсе. Романтическое место, романтическая погода, и вдруг все отодвинулось, и мы остались вдвоем, и сразу
– Это счастье, которое не каждому выпадает в жизни.
– Люди не умеют этим распорядиться. Они немедленно хотят стать собственниками.
– Было ощущение радости или страха?
– Страх появился потом. Как дети встречаются – они отдаются эмоциям. Он говорил, что никогда не знал страха, а тут узнал: чувство безумной близости и страх возможной потери.
– Платили слезами, ссорами?
– Мы получили оба то, что невозможно оценить, и каждый из нас заплатил за это.
– Ваша плата – одиночество?
– Что такое одинокая женщина, я хорошо знаю, потому что чувствую иногда это отчаянно. Но человек, который однажды преодолел свое одиночество, уже не одинок. Я одна, но я не одна.
– Вы служили за любовь. А ваш прежний муж? Он легко вас отпустил?
– Нет, это было ужасно.
– У Таривердиева была операция?..
– В Лондоне в 90-м. Он очень здоровый человек по конституции, но абсолютно без кожи, страшно ранимый. То, что он прожил почти 65, для него много, потому что он так их прожил и столько сделал. Он ходил на водных лыжах, стал кандидатом в мастера по виндсерфингу. Благодаря спортивному телу, мышцам, которые брали на себя работу сердечной мышцы, он жил. А его убивали. Союз композиторов – единственное место, где его не любили. Он страшно переживал. Вознесенский говорил: «Ты хочешь остаться целкой в бардаке». А он, как человек сильный и человек тбилисский, не давал другим увидеть свои острые эмоции. Поэтому больное сердце. Он пережил первый инфаркт, когда умерла мама. Потом сняли с постановки за несколько дней до премьеры его балет «Девушка и смерть». А через год ему поставили диагноз: разрушается клапан, нужна операция, которую делают в Англии. Два года под дамокловым мечом. Мы надеялись на чудо. На записи на «Мосфильме» он потерял сознание и упал, очнулся, довел запись до конца, приехал домой – и уже не вставал. Мира Салганик, которую он считал сестрой, сказала: «Мика, если я устрою операцию в Лондоне, поклянись на Библии, что дашь согласие». Он в это не верил, потому дал согласие. Через что мы прошли, я описать не могу. Когда нас уже ждали, когда деньги на операцию выделило правительство Великобритании, нам не давали документов на выезд. Помог Чингиз Айтматов. В день, когда я получила паспорта, светило солнце, приезжаю – и в эту ночь он попадает в реанимацию Бакулевского института. Я прихожу к профессору Бураковскому: что делать, лететь или не лететь? Он говорит: «Не знаю, скажу не лететь – он здесь умрет, лететь – умрет по дороге или там операцию делать уже откажутся». Мы полетели.
– Сколько лет он после этого прожил?
– Замечательный кардиохирург Терри Льюис подарил ему шесть лет жизни. Он прожил бы больше, если бы…
– Если бы что?
– Я называю это чемоданной историей. Почти мистика. Нас всегда преследовали чьи-то тяжеленные чемоданы. Кто-то поручал, ему нельзя было их поднимать, а он поднимал.
– Брал на себя чужую тяжесть…
– Я сделала так: купила один большой чемодан, другой маленький, маленький забивала до отказа и несла сама, а он нес большой, где была пара рубашек. При том, что он очень мудрый человек, он был наивен как ребенок. Говорит: смотри, да у нас багаж ничего не весит. В последний год сердце вообще отказало, сердечной мышцы просто не было. Он, с одной стороны, верил, терял надежду и снова верил, а с другой – знал, как все будет. В апреле 96-го, ночью, подошел к роялю и стал играть, он к роялю тогда редко подходил, у него уже была студия, где он работал. Я удивилась, а он сказал: я прощаюсь со своим роялем. «Кинотавр» был как осколок счастливых времен. Он писал всю музыку на море. Он не объяснял музыку. И только две вещи имеют комментарий: концерт для органа «Кассандра» и симфония «Чернобыль». Он писал «Кассандру» в сияющие мирные дни, когда никто не думал, какая кровь случится в Сухуми. Как пророчество.
– Как он умер?
– Мы прилетели на «Кинотавр», обратные билеты на 25 июля, ночью, накануне, сидим на балконе и говорим, как полетим в Индию к тибетке, которая лечит. А 25-го утром… На том же самом рейсе, на который у нас билеты, мы улетели.
– Вы улетели с ним… неживым?
– Это произошло на 15-м этаже в номере с видом на море.
– Что он знал про то, как вы будете жить без него?
– Что я буду заниматься его музыкой. И у нас уже есть международный конкурс органистов его имени в России. Там его обязательное произведение. Был целый
– Вера, Моцарт похоронен в общей могиле. А Таривердиева все знали…
– Я всегда приводила ему этот довод с Моцартом. В программе «Острова» на телеканале «Культура» мне дали возможность сказать о главном.
– А что главное?
– Кто есть Микаэл Таривердиев. Про что он жил. И про что музыка, к которой он шел.
ТАРИВЕРДИЕВ Микаэл Леонович, композитор.
Родился в 1931 году в Тбилиси. В 1957 году окончил Институт имени Гнесиных по классу композиции у Арама Хачатуряна. Дебютировал в Большом зале Московской консерватории, где его романсы исполняла Зара Долуханова. Им написано более ста романсов. Его оперой «Кто ты?» на сюжет Василия Аксенова открылся Камерный театр Бориса Покровского. Там же возникла опера «Граф Калиостро». Балет «Девушка и смерть» поставлен в 1987 году. В 1988 году сочинена симфония для органа «Чернобыль». Популярность принесла работа в кинематографе, включая знаменитую музыку к сериалу «Семнадцать мгновений весны», фильмам «Ирония судьбы, или С легким паром!», «Мой младший брат», «Человек идет за солнцем», «До свидания, мальчики», «Король-олень», «Русский регтайм» и др. В 1997 году вышла его книга «Я просто живу». Лауреат восемнадцати международных премий, в том числе Американской академии музыки.
Умер в 1996 году. Похоронен в Москве.
КОТОРЫЙ ЧАС?
Юрий Левитанский
Еще один неравный брак. Ему было 63, ей 19, когда они встретились. Молодая Ирина Машковская и немолодой Юрий Левитанский, замечательный поэт, из поколения лейтенантов, прошедший Великую Отечественную, до конца дней писавший яркие, искренние и пронзительные, «кинематографические» стихи.
– Как вы познакомились, Ира?
– В Юрмале, он отдыхал в Доме творчества писателей, я жила у мамы, у нее неподалеку был дом. Я шла на электричку, он прогуливался в парке. Чтобы не опоздать, спросила, который час. Дальше иду, он идет рядом, пожилой человек, интеллигентного вида, я вежливо разговариваю. Проводил до станции. А на следующий день или через пару дней выхожу из автобуса – он идет с Виктором Славкиным.
– Вам был знаком Славкин?
– Мне никто не был знаком. Я жила в Уфе, воспитывалась бабушкой и дедушкой, родители жили отдельно, окончила два курса университета. И вот они идут с полными авоськами спиртного – была распродажа виски. Здравствуйте – здравствуйте. Жена Славкина потом спросила: а вы знаете, кто это, это известный поэт Юрий Левитанский.
– Вы и фамилию не знали?
– Фамилию знала, филологическое отделение все-таки, но я занималась германистикой и вообще была из другой среды. Три-четыре дня мы общались, несколько раз прогулялись по парку, он пригласил зайти в Дом творчества, и все. Я уже должна была улетать. Он говорит: можно я приду провожу вас хотя б к электричке. Как-то трогательно попросил написать, дал адрес. Никакого романа не было. Я – бабушкина внучка, правильного воспитания, у меня и не было никогда стремления подойти познакомиться к поэту или писателю. Если б кто мне сказал, что я выйду за него замуж!.. Я уехала к себе. Прочла книгу, она мне безумно понравилась, думаю, напишу, человек просил. Написала несколько строк: я такая-то, может, вы меня помните. Он в ответ прислал огромное письмо: как вы могли подумать, что я вас забыл. Завязалась переписка. Я приехала с приятельницей в Москву на каникулы, позвонила ему. И все у нас пошло-завертелось. Но настоящего романа еще не было. Он человек семейный, я жила у подруги, встречаться негде. Мы ходили куда-то в гости, в театры, на выставки. А на следующий год у меня с сентября годичная стажировка в Берлинском университете. И это была такая трагедия, что я даже не ожидала. Мне казалось, мало ли таких девочек, я видела их косяки, табуны вокруг него… Оформление шло через Москву, я приехала, и вот тут все началось.
– В Берлин не поехали?
– Поехала, но досидела полсрока. Он один раз приехал ко мне туда, потом по три письма в день, бесконечные телефонные разговоры. Никакая учеба уже в голову не лезла.
– Он сразу сказал, что полюбил?
– Он вообще таких слов не говорил. Он был человек необычайно чуткий к словам. Сказал, что когда первый раз меня увидел, а там были какие-то девушки, которые, по его словам, его домогались, он смотрел в их пустые глаза и вспоминал мои. Он, наверное, мало общался с такими правильными девушками и такими бескорыстными. Потому что мне от него ничего не было надо. Я знала многих, кто умирал, стремился в Москву. Я не стремилась.