Смертельно безмолвна
Шрифт:
– Что за...
Я отшатываюсь назад и округляю глаза, наблюдая за тем, как цветы становятся все ярче и ярче, пока и вовсе не перевоплощаются в букет орхидей. Ошеломленно смотрю по сторонам и по-птичьи наклоняю голову, потому что это, черт подери, очень странно. Разве букеты появляются из воздуха? Тем более, когда это не я заставляю их появиться.
Мое внимание привлекает маленькая записка, черный прямоугольник. Я наклоняюсь к цветам, переворачиваю листок и растерянно хлопаю ресницами. Здесь лишь одна буква.
– Как романтично, – недовольно морщусь, разглядывая
Однако я все-таки не выбрасываю записку. Это ужасно глупо.
– Черт, – смахиваю со лба испарину, хотя на улице холодно.
Неужели Дьявол сожалеет о смерти Норин Монфор? Мэттью говорил, что Дьявол в мгновение ока лишил Меган фон Страттен жизни, вырвав из ее груди сердце. Ей он тоже к могиле приложил букет с запиской? На выдохе осматриваюсь и вдруг замираю. Кладбище тут небольшое, деревьев почти нет. Спрятаться проблематично, именно поэтому я вижу не только силуэт девушки, но и ее лицо, ее золотистые волосы, серые глаза, я вижу Джил, и у меня внутри все вспыхивает таким пламенем, что над головой взвывает ветер, а ладони уже в следующее мгновение покрываются красными искрами.
– Ты...
Девушка испуганно срывается с места, а я взмахиваю рукой, морщусь, и она валится на землю, прокатившись коленями по мокрому снегу. Я несусь к ней, тяжело дыша. Я бегу к ней, вспоминая, как она выстрелила, вспоминая, как она лишила мою тетушку жизни.
– Вставай. – Одно мое слово, и Джиллианна снова на ногах.
– Подожди, не надо.
– Не надо? – По-птичьи наклоняю голову. Зря она пришла.
Я едва могу дышать. Девушка испуганно моргает. Ее щеки красные от холода. А я не знаю, как утихомирить пожар, как взять себя в руки. Я вдруг отчетливо понимаю, что мне стоит лишь моргнуть, лишь щелкнуть пальцами, и я отомщу за Норин.
– Тебя не было, – вдруг бросает Джил, и я недоуменно прищуриваюсь.
– Что?
– Ты не пришла на похороны моего отца. Но ведь именно ты убила его.
Я замираю. Губы Джиллианны дрожат, глаза пылают, а я растерянно отшатываюсь, я была уверена, что принуждение подействовало на всех. Но она помнит. Она все помнит.
– Ты должна была забыть. – Едва слышно отвечаю я и ощущаю колючую боль где-то в горле. Я пытаюсь сглотнуть ком, но не выходит. – Должна была...
– Ты его убила. Я это видела!
– Мне очень...
– ...жаль?
Девушка трясется. Она закрывает ладонями лицо, а до меня вдруг доходит, что... что я не имею права ее осуждать. Эта мысль жжет, она разрезает меня на куски, ведь я должна люто ненавидеть этого человека, должна хотеть его смерти! Но Джил потеряла отца. Я его убила. Неважно, каким он был: хорошим или плохим. Он был ее отцом.
– Ты... – Выпрямляюсь и гляжу в серые глаза Хью. – Ты должна забыть о том, что случилось в церкви. Твой отец умер, потому что болел. Твоя мать знала об этом.
– Мой отец болел.
– Верно. Но он не хотел тебя расстраивать и поэтому молчал.
– Молчал.
–
Джил кивает, а я протяжно выдыхаю.
– Но каждый день ты будешь просыпаться и чувствовать вину. Каждый день. Ты так и не узнаешь, откуда это ощущение. Но оно никуда не денется. Всегда будет с тобой.
Джиллианна продолжает смотреть на меня растерянным взглядом, и я морщусь. Мне так больно видеть ее рядом и понимать, что именно она забрала жизнь Норин. Я гляжу на убийцу и ничего не делаю. Я отпускаю его. Поступаю ли я верно?
– Иди, – я неуклюже убираю с лица волосы, – уходи, Джил. Пожалуйста.
Девушка послушно срывается с места, оставляя следы на белоснежном ковре, а я тру глаза и осматриваюсь: наверно, я должна отомстить, но разве Ноа для этого дал мне шанс? Я зажмуриваюсь и сжимаю в кулаки пальцы. Как много последствий.
– Я горжусь тобой.
Растерянно выпрямляюсь и вижу Норин.
Воздух разом выкатывается из легких. Я округляю глаза, смотрю на тетушку в сером толстом свитере, смотрю на ее распущенные волосы и яркие, небесно-голубые глаза. И не знаю, что делать, забываю, как разговаривать, как двигаться.
Я судорожно прикрываю рот пальцами и шепчу:
– Норин?
Голос срывается, выходит какой-то идиотский писк. Я порывисто горблюсь. А тетя в следующее мгновение оказывается рядом и обнимается меня худыми руками.
– Не плачь.
– О, боже, это же ты. – Я прижимаюсь щекой к ее шее. – Это ты!
– Я должна была увидеть тебя.
– Норин, – мои руки трясутся, – ты пришла ко мне! Я так ждала.
– Я знаю.
Тетя отстраняется и вздергивает подбородок. От этого движения у меня все внутри в ту же секунду переворачивается и вспыхивает. В этом вся Норин Монфор. Стоять ровно, а говорить холодно. Пусть плечи стонут от груза ответственности, а голос дрожит.
– Как... – Норин запинается и бесстрастно пожимает плечами. – Как Мэри?
Я устало стираю с лица мокрые полосы.
– Ей плохо. Разве может быть иначе?
– Она впечатлительная.
– Неудачное определение для ситуации.
– Ты права. Мэри нужно время. Просто будь с ней рядом, хорошо? Она справится.
– Конечно. – Берусь за руку тетушки и киваю. – Я хотела сказать тебе...
– Не надо.
– Выслушай.
– Ари, я бы сделала это еще раз... – Взгляд Норин пронзает насквозь, как и та стрела, что пронзила ее грудь. – Снова и снова. Я лишь рада, что ты цела.
– Это неправильно, – рычу я сквозь стиснутые зубы. – Вы с мамой... Вы так похожи.
Внезапно Норин смеется. Искренне. Я даже замираю, потому что не помню, чтобы я слышала нечто подобное. Женщина прикрывает тонкими пальцами губы и кивает:
– Так и есть. Мэри всегда была немного другой. А мы с Реджиной любили правила.
– Ты уже видела маму?
– Да, – Норин прокатывается пальцами по моей щеке и кивает, – она следит за тобой.
– Правда?
– Каждую минуту.
Я хмыкаю и нервно улыбаюсь. Мне всегда казалось, что за мной кто-то наблюдает.