Смертельно безмолвна
Шрифт:
– Мы пойдем на вечеринку, – сообщает Норин, посмотрев на меня из-под опущенных ресниц, и в эту самую минуту, в минуту, когда ее светло-голубые глаза мерцают в тусклом свете, я верю, что передо мной необычная женщина, и что помыслы ее необычны.
Я верю, что передо мной стоит ведьма.
***
Норин ставит перед сестрой стакан, наполненный черной, густой жижей и говорит:
– Пей.
Я скептически морщу лоб, а Мэри-Линетт по-детски кривит губы.
– Нет уж, –
– Трусиха.
– Твое зелье, ты и пей первая.
– Но твоя идея, – напоминает Норин, на что младшая сестра надувает губы.
– Слушайте, я знаю, что вам делать, – вдруг говорит Хэрри. Теперь все его фразы для меня будут «вдруг». Я никак не могу привыкнуть, что он идет на поправку. – Вот.
Брат достает еще один стакан и переливает в него половину содержимого. Затем он с довольным видом ставит напитки перед сестрами Монфор и кивает.
– Пейте одновременно.
Женщины недовольно переглядываются, но потом все-таки соглашаются. Почему-то мне становится паршиво. Откуда мы знаем, как подействует отвар Норин?
Да и подействует ли?
Господи, я так скоро действительно поверю во всю эту чушь. Неужели ведьмы могут делать нечто подобное? Это нереально, невозможно. Я затаиваю дыхание и наблюдаю, как Монфор поднимают стаканы, чокаются и медлят, разглядывая черные пузыри, плавающие на поверхности этой дряни. Меня воротит уже от запаха, а им еще и выпить это надо.
– Что бы ни случилось, будьте осторожны, – наставляет Норин, – если что, набирайте Джейсону. Он постарается приехать быстрее и разрешит проблемы.
– Если все так паршиво, может, не стоит экспериментировать?
– Мы должны увидеться с Ари, – выдыхает Мэри-Линетт. – Это отличный шанс.
– Я почему-то уверен, что вы и так не один раз с ней увидитесь.
– Но сегодня у нас будет преимущество, и кто знает, может, Ари поделится планами?
Я лишь пожимаю плечами. Я не одобряю подобную затею, но это их дело. Рисковать нужно осознанно, а эти женщины вроде вполне понимают, на что подписываются.
Сестры Монфор, наконец, одновременно осушают стаканы. Норин сгибается, нелепо сморщившись, как от крепкого алкоголя, а Мэри-Линетт отворачивается и кидает стакан в мойку. Она взмахивает руками, выплюнув что-то грубое и злое, а затем поникает.
– Черт, – хрипит она, – какая мерзость, Норин. Не могла приготовить что-то вкусное?
– Это зелье, а не суп, Мэри.
– И все же... все же...
Женщины так и стоят сгорбленные: Мэри возле мойки, Норин возле стола. Но что-то в их телах начинает меняться. Сначала я думаю, что дело в освещении. На кухне темно. За окном еще темнее. Я уверен, что мне чудится, как, впившись ногтями в столешницу, Мэри взвывает от боли и откидывает назад голову. Чудится, как ее плечи с хрустом опускаются, становятся еще меньше, еще тоньше! Я уверен, мне кажется, что, когда Норин поднимает голову, на ее лице впадают щеки, а затем сужаются глаза, налитые стальным ужасом.
Я не понимаю, как отступаю назад, как Хэрри оказывается рядом. В оцепенении
В какой-то момент, Норин громко вскрикивает и ударяет ладонями по столу.
Ее иссиня-черные волосы на глазах покрываются золотистым цветом, и когда Норин Монфор поднимает подбородок, взглядом со мной встречается абсолютно другой человек: молодая девушка, лет семнадцати с пухлыми губами и шоколадным цветом глаз.
– Отлично, – отрезает она, чужим голосом, – кажется, сработало.
Моргаю пару раз, втягиваю воздух, выдыхаю воздух и моргаю вновь. Это шутка?
– Норин?
– А кто же еще? – Бросает она, надменно закатив глаза.
– Голова раскалывается, – заявляет Мэри-Линетт, выпрямляясь. Она разминает шею. Поднимает, опускает руки, а затем улыбается, распахнув глаза цвета скошенной травы.
– Как я выгляжу?
– Соблазнительно.
– У тебя кожа смуглая, мне больше нравится.
– Светла кожа – признак аристократии.
– Светлая кожа – признак неизлечимой болезни. Терпеть не могла свою кожу.
– Не говори глупостей, сестра, – томно вздохнув, протягивает Мэри, – твое лицо, как и твоя кожа всегда были магнитом для горячих красавчиков.
Все эти идиотские разговоры о цвете кожи немного выбивают меня из колеи. Я даже не знаю, с чего именно начать: с того, что передо мной совсем другие лица, или с того, что эти женщины даже ведут себя иначе? Я помахиваю ладонью, а они не обращают внимания и продолжают разглядывать друг друга, как неугомонные девицы, болтающие о шмотках.
– Стоп-стоп, – не выдерживаю я, сделав шаг вперед, – о чем вы говорите?
– Что прости? – Агрессивно бросает Норин, скрестив на груди тощие руки.
– Вы выглядите иначе, потому что приняли оборотное зелье. Что тут удивительного? Может, не будем акцентировать на этом внимание и продумаем план дальше?
Норин презрительно сужает глаза и закусывает губу, изучая меня совсем не добрым взглядом, от которого холод проносится по спине. Я прищуриваюсь, не понимая, что она в моих глазах пытается разглядеть, а у нее вдруг на лице промелькает странное выражение.
– Мэттью, – шепчет она низким голосом, а я хмурюсь. Что это еще за тон? – Подойди поближе, вот сюда, – она манит меня тонкой ладошкой, а я наоборот откатываюсь назад.
И какого черта происходит? Я искоса гляжу на Хэйдана, а он не двигается, следит за движениями блондинки заворожено, словно ничего больше не замечает вокруг. Странно.
Я вновь перевожу взгляд на Норин и отрезаю:
– Мне и отсюда хорошо вас слышно.
Девушка вскидывает брови и тягуче выпрямляется, в то время как на лице ее сестры проскальзывает хитрая ухмылка. Мэри в теле молодой незнакомки внезапно становится за спиной Норин, обнимает ее за плечи и шепчет: