Смертельные послания

Мэтьюз Джон

Джеймсон попытался изобразить на лице вызывающую улыбку, но это получилось у него неубедительно. Вероятно, давали себя знать две ночи в камере – а может быть, он устал от того, что ему приходилось держать оборону сразу на нескольких фронтах.

– Я вижу, вы хорошо подготовились к нашей встрече, – усмехнулся он.

– Чего вы наверняка от меня ожидали. Как и я ожидал бы от вас, если бы ситуация была противоположной.

Финли холодно кивнул. Они понимали друг друга и испытывали взаимное уважение.

– Насчет руки я,

кажется, сказал вам еще тогда, что порезался о стекло, – стал объяснять подозреваемый. – О моей трости любой патологоанатом скажет вам, что ее лезвие имеет слишком большую длину. Насчет внутренних органов Лоуренс сообщит вам, если вы его спросите, что мы проверяли, на каких из них легче оставлять метки. И примерно в одно время со мной в страну въехало двадцать тысяч, или больше, иммигрантов.

– Но многие ли из них приехали из Лондона, вооруженные знанием о тактике Потрошителя? Кто может проникнуть в сокровенные мысли Потрошителя глубже и знать его привычки лучше, чем он сам? Будучи правой рукой Колби, вы не только знали, когда он подбирался к вам слишком близко, но и имели возможность направлять его при необходимости по ложному пути.

Ироничная улыбка, сменившая смущенное выражение на лице Джеймсона, должна была означать, что на него произвело впечатление богатство воображения Ардженти. Тот, однако, продолжил:

– Да, Лоуренс действительно сказал, что вы проводили эксперименты с внутренними органами. Но он сказал не только это. – Ардженти сделал небольшую паузу. – Он сказал, что вы отсутствовали дома все те вечера, когда происходили убийства. Включая и лондонские.

– О, этот надежный Лоуренс! Я предупреждал вас, что с ним нельзя прибегать к каким-либо уловкам. Задайте ему вопрос, и вы получите четкий, честный ответ.

Джозеф невозмутимо ждал, когда Джеймсон ответит на его главный вопрос.

– Я уже не помню про Лондон, прошло слишком много времени, – вздохнул тот и махнул рукой. – Если Лоуренс говорит, что я отсутствовал дома в те вечера, значит, так оно и было. Но я могу сказать, где был, когда отсутствовал дома в Нью-Йорке во время совершения убийств. Это так называемое заведение Лина, находящееся в северной части Бауэри.

– Можете сказать, где это?

Финли назвал адрес, и детектив записал его.

– И вы проводили там все вечера, когда происходили убийства? – уточнил он.

– Да, наверное.

– Что значит «наверное»?

Джеймсон криво усмехнулся:

– Такова особенность заведения Лина: ты забываешь на время, где находишься. Это опиумный притон. Поэтому я мало помню о том времени, которое там проводил. Но Лин и его помощница Сули могут подтвердить факт моего пребывания там.

– Стало быть, как и в случае с провалами в сознании, вы не помните в точности, что делали в это время?

Заключенный пожал плечами:

– Можно и так сказать.

– То есть мы снова возвращаемся к тем самым минутам вашего отсутствия во

время совершения убийств, произошедших поблизости от нас, и во время провалов в сознании?

– Это одно и то же. Две части одного уравнения.

– Как так?

– Дело в том, что я приблизительно знаю, когда следует ожидать очередного провала. Поэтому и отлучился на время в туалет, когда мы были в опере. По этой причине мои провалы остаются незамеченными… – Джеймсон поморщился. – Хотя на пароходе он случился после того, как я ударился головой.

Джозеф вспомнил, что тогда его напарник пропал почти на двадцать минут. Он взглянул на лежавшую сбоку папку, соображая, правильно ли произведен расчет времени.

– Мы здесь много говорим о совпадениях. Однако боюсь, что некоторые моменты нельзя отнести к простым совпадениям, – покачал он головой.

Затем Ардженти открыл папку и просмотрел ее содержимое: семь черновиков письма, которые они нашли среди бумаг Джеймсона в его доме на Гринвич-стрит. Почерк в первом черновике явно принадлежал Финли, хотя стиль был такой же, как в письмах Потрошителя в газеты. В последующих копиях почерк становился все больше похожим на почерк Потрошителя, а в последнем был практически идентичен ему.

При виде этих писем англичанин помрачнел:

– Я… я могу объяснить…

– Уверен, что можете. Еще одно «совпадение», вне всякого сомнения.

Джеймсона, казалось, сбил с толку насмешливый тон Ардженти.

– Я… я пытался проникнуть в сознание Потрошителя, неужели вы не понимаете? – принялся он оправдываться. – Пытался понять, что за человек мог написать такое письмо. И я почувствовал, что смогу сделать это, копируя не только его стиль, но и его почерк.

– Или упражняясь в изменении почерка, чтобы вас не могли идентифицировать в качестве автора писем, которые вы посылали в газеты.

– Нет… нет. Это не так. – Финли затряс головой.

– Не потому ли вы заговорили о способности изменять почерк, когда мы допрашивали Джека Тейлора, что сами практиковались в этом искусстве?

– Нет-нет! Вы все неправильно поняли.

Подозреваемый схватился руками за голову, явно обескураженный.

– Неужели вы мне не верите? – спросил он почти испуганно и после некоторой паузы добавил: – В особенности в том, что касается Элли Каллен. Вы же знаете, что я никогда не смог бы причинить ей зло!

Джозеф догадывался, что рано или поздно на первый план выйдут личные мотивы.

– Даже если бы я верил вам – что это изменило бы? Многие стали бы говорить тогда, что я проявляю к вам излишнюю снисходительность из-за нашего прежнего сотрудничества, и в конце концов ваше дело просто поручили бы вести кому-нибудь другому. – Он пожал плечами. – Кроме того, вам придется убеждать в вашей невиновности не только меня, но и судью с присяжными. И, я думаю, вы понимаете, насколько плохо для вас все это будет выглядеть.