Смертельный блюз
Шрифт:
— Где был, идиот? — рыкнул Туша.
— Копался в навозе? — пискнул Лапчатый.
— Фу, как воняет!
— Это он от страха уделался!
Туша и Лапчатый получали удовольствие от разговора друг с другом. Но внезапно замолчали. Тот, кто был посередине, устал от беседы джентльменов и просто-напросто стукнул их лбами как следует. Туша и Лапчатый опали, словно осенние листья.
Третий направился ко мне.
— Я — Луи Барон, — сказал он с ходу и сплюнул. — Что тут произошло? Я послал этих ублюдков по важному делу,
— С их слов я знаю, что вы хотите получить с Эдди Вулриха карточный долг.
— Еще днем Туша позвонил мне и сказал что-то невразумительное. Он уже тогда был пьян. Я сам виноват, что послал дебилов выколачивать такую большую сумму. Пришлось срочно лететь сюда самому. Не на кого положиться, кругом одни сволочи, подонки и прохиндеи!
Барон напоминал бычка: мощный загривок, большие плечи, длинные руки, крутой лоб... Но сам он был невысокого роста. Стоял на своих коротких ногах и покачивался с пятки на носок. Этот человек был чертовски зол и мог сорвать злобу на ком угодно, хоть на мне.
Поэтому я представился ему с большой осторожностью:
— Я прислан со студии найти подружку Эдди Вулриха... Это известная актриса Глория ван Равен... А зовут меня Дэнни Бойд...
Я рассказал, как уже почти уговорил Глорию лететь со мной в Лос-Анджелес, но Эдди Вулрих подкрался и нанес предательский удар.
— Если Эдди попадется мне в руки, я пущу ему его голубую кровь!.. — сказал я в сердцах.
Как выяснилось, в этот момент наши заветные желания — мое и Барона — совпадали.
Но где сейчас может находиться Эдди? Барон предположил, что он собирает свой багаж на яхте. В любом случае, нам надо было там побывать.
Москат Муллинс по-прежнему играл блюзы. Я невольно позавидовал его творческой энергии — Муллинс был, как заведенный, как автомат... Соло его трубы слышалось еще на подходе к яхте.
— Это Москат Муллинс? — Барон проявил осведомленность.
— Да, — ответил я. — Гость Эдди Вулриха. А откуда вы знаете его?
— Муллинс играл и в моем клубе... Но он ненадежен. Пьет без меры.
— А я устал от его музыки... Он выбрал какой-то очень грустный репертуар... Каждый блюз играет, как похоронный марш... Вот слышите? Это, кажется, «Успокой его бог навсегда» — траурный блюз.
— Невеселая мелодия. Такую лучше слушать на кладбище, — проворчал Барон. — А что он сейчас затянул?
Недоброе предчувствие сжало мое сердце. Труба не давала сосредоточиться... Но по ком она плачет?
— Быстрее! — крикнул я Барону и взбежал по трапу. — Мне кажется, здесь что-то произошло!
— Если Вулрих отравился или повесился, я только порадуюсь за себя, — процедил Барон, но все же ускорил шаг.
Муллинс сорвался в такой вой, что у меня вновь потемнело в глазах.
— Я проломлю этому трубачу его кумпол его же трубой! — Барон
Мы подбежали к рубке и распахнули дверь.
Москат Муллинс сидел на полу, по-турецки поджав ноги, закрыв глаза, и самозабвенно играл на трубе блюз «Он больше не шевелится». Импровизация завершалась такими мощными звуками, что стекла дребезжали и подпевали тоненькими голосами. Это были последние аккорды похоронного марша. Муллинс вплел в него свое настроение, но мелодия той песни, с которой провожают в последний путь, проступала очень явственно.
Музыка умолкла. Муллинс открыл глаза. Он не видел нас. Он был невменяем.
Перед ним лежала Элен Фицрой. Она была все в том же бикини — белая ткань с черными горошинами. Одна такая же «горошина» застряла во лбу. Но те, на ткани, были просто синтетическими, а дырочка от пули называлась смертью.
Глава 4
Луи Барон рассматривал точеное лицо Элен, ее разметавшиеся черные волосы, загорелую кожу...
— Красивая женщина... — наконец, произнес он.
Москат Муллинс вроде как пробудился от летаргии и поднял мутные тяжелые глаза на меня:
— Налей чего-нибудь... На поминках всегда пьют в память об умершем...
Осторожно обойдя убитую Элен, я приблизился к трубачу и легонько надавал ему по щекам:
— Москат, что произошло? Кто убил Элен?
— Ты принес мне выпить? — это было единственное, что он мог и хотел сказать.
— Оставьте его, Бойд, — поморщился Барон. — Он не только пьян, но, возможно, нажрался какой-нибудь дряни... Вы ничего не узнаете, а нас сейчас застукают рядом с трупом. Паршивое дело!
— Пожалуй, вы правы, Луи. Уйдем, пока не поздно.
Но кто-то уже поднимался по трапу на палубу.
Барон сунул руку под мышку, но я остановил его:
— Труп у нас уже есть. Пистолет в ваших руках усугубит наше положение.
Барон поколебался секунду-другую, но не стал бряцать оружием.
Человек, который вошел в рубку, одет был довольно простенько. Только умные глаза выдавали в нем ищейку высокого класса.
Закрыв за собой дверь, он профессиональным взглядом окинул обстановку, причем, глаза его почти не задержались на мертвой девушке. Только исследовав троих мужчин, находившихся в рубке, — меня, Муллинса и Барона, — вошедший вперил взгляд в Элен Фицрой.
— Мне позвонили и сообщили, что здесь стреляли, — сказал он, наконец, хоть что-то. — Теперь я вижу: здесь действительно лежит труп.
Этот человек был высокий и худой. Он слегка раскачивался, как маятник.
— Вам позвонили? А кто вы? — глухо спросил Барон.
— Я из полиции, естественно. Лейтенант Хардинг.
Барону стало не по себе, он передернул плечами:
— Если вы из полиции, то я из оперы.
Зря он ерничал: Хардинг показал значок полисмена и попросил Барона назвать себя.