Смертельный холод
Шрифт:
И ответ пришел к нему: «Возможно, это слишком просто. Возможно, ты не хочешь, чтобы решение было таким прозаическим: презираемый, униженный, обманутый муж убивает эгоистку-жену. Возможно, это слишком просто для великого Армана Гамаша».
– Это все твое эго, – сказала Рейн-Мари, читая его мысли.
– Что мое эго?
– Причина, по которой ты не соглашаешься со мной насчет Лиона. Ты знаешь, что он, вероятно, сделал это. Ты знаешь, что отношения между ними были наверняка никудышные. Иначе почему она к нему так относилась и почему он сносил это? И почему еще их дочь куда-то удалилась, полностью исчезла? Я имею в виду, что, судя
– Была. Она уехала с ними в машине. Но ты права.
– В чем?
– Я не хочу, чтобы Ришар Лион оказался виновным.
– Почему? – Рейн-Мари подалась вперед.
– Он мне нравится, – ответил Гамаш. – Он мне напоминает Санни.
– Нашего пса?
– Помнишь, как он шлялся от одного двора к другому, не устраивают ли где пикник?
– Я помню, он как-то раз сел в тридцать четвертый автобус и доехал до Уэстмаунта.
– Лион напоминает мне Санни. Пес всегда хотел тебя порадовать, всегда искал компании. И я думаю, у него было доброе сердце.
– Доброе сердце так легко обидеть. Добрые сердца легко разбиваются, Арман. И тогда они могут пускаться во все тяжкие. Будь осторожен. Извини, я не должна была тебе это говорить. Ты разбираешься в этом лучше меня.
– Всегда нелишне напомнить мне о том, что я могу ошибаться. В особенности о моем эго. Как звали того персонажа в «Юлии Цезаре», работа которого заключалась в том, чтобы стоять за спиной императора и шептать: «Ты единственный»?
– Значит, теперь ты император? Перспективное направление.
– Осторожнее, – сказал Гамаш, подбирая хрустящим кусочком батона остатки подливки с тарелки. – Иначе ты совсем втопчешь мое эго в землю. И тогда я исчезну.
– Меня это не беспокоит.
Она поцеловала его, собрала тарелки и ушла на кухню.
– А почему Си-Си не сидела с семьей? – спросила Рейн-Мари несколько минут спустя, когда она протирала вымытую Гамашем посуду. – Тебе это не показалось странным?
– Да мне все это дело представляется странным. У меня, кажется, еще не было дела, в котором с самого начала ни в чем не было бы логики.
Рукава Гамаша были закатаны, руки в мыле – он свирепо вычищал кастрюльку.
– Почему женщина оставляет семью на холодной трибуне, а сама садится на удобном, теплом месте рядом с обогревателем? – взволнованно спросила Рейн-Мари.
– Я думаю, ты сама и ответила. – Гамаш рассмеялся, передавая ей кастрюльку. – Там было удобно и тепло.
– Значит, она была эгоисткой, а он – гнусной личностью. Будь я Кри, я бы тоже исчезла.
Покончив с посудой, они отнесли в гостиную поднос с кофе, а Гамаш прихватил коробку с вещдоками по убийству Эль. Пора было сменить тему. По крайней мере, на какое-то время. Попивая кофе и время от времени опуская бумаги, чтобы взглянуть в огонь, он просмотрел содержимое коробки внимательнее, чем это удалось ему утром.
Он достал маленькую деревянную шкатулку с резьбой и открыл ее, рассмотрел странный набор букв. У бездомных не всегда было в порядке со здравым смыслом, но даже если и так, зачем убитой понадобилось вырезать эти буквы – С, Б, Л, К и М? Перевернув шкатулку, Гамаш опять увидел буквы, приклеенные к низу: КЛМ Б.
Может быть, буква С просто отклеилась? А прежде находилась в пробеле между М и Б.
Гамаш взял отчет судмедэксперта. Эль была задушена. В крови обнаружен алкоголь, медики также подозревают у жертвы хронический алкоголизм. Наркотиков не выявлено.
Кому понадобилось убивать бродяжку?
Убийца тоже наверняка был бродягой. Представители этой субкультуры, как и любой другой, взаимодействовали главным образом между собой. Простому прохожему и в голову бы не пришло убить Эль.
Он раскрыл конверт с фотографиями с места преступления. Лицо у убитой было грязное и удивленное. Ноги вывернуты носками наружу и обмотаны слоями одежды и газетами. Он опустил фотографии и заглянул в коробку. Они лежали там. Пожелтевшие газетные листы, некоторые поновее, в форме ног, рук и туловища Эль, словно части расчлененного призрака.
Там были фотографии грязных рук Эль, ее неимоверных ногтей. Длинных, скрученных, с бог знает какой грязью под ними. Впрочем, знал об это не только Бог, но теперь и коронер. Гамаш посмотрел отчет. Грязь. Еда. Экскременты.
На одной руке обнаружена кровь, судя по отчету – ее собственная, и несколько свежих порезов в центре ладони, словно стигма. Тот, кто убил Эль, запачкался ее кровью. Даже если он постирал одежду, следы ДНК все равно остались. Кровь в наши дни не отмоешь.
Гамаш сделал заметку в блокноте и обратился к последней фотографии. Обнаженная Эль на холодном прозекторском столе. Он смотрел на нее несколько секунд, спрашивая себя, когда же он наконец привыкнет к зрелищу мертвых тел. Убийство все еще потрясало его.
Он взял увеличительное стекло и медленно осмотрел тело. Искал буквы. Не было ли на ее теле начертано тем или иным способом КЛМ и Б? Может быть, эти буквы были каким-то ее навязчивым талисманом? Некоторые сумасшедшие изрисовывали свои тела и дома распятиями, чтобы отпугнуть зло. Может быть, эти буквы были распятием Эль.
Гамаш опустил увеличительное стекло. Ее тело, хотя и свободное от букв, было покрыто слоем грязи, копившейся годами. Даже баня или душ, доступ к которым она получала изредка в Благотворительной миссии, не могли смыть эту грязь. Она впиталась в кожу, как татуировка, и была не менее красноречива, чем стихотворение Зардо.
Я понимаю. Ни руки подать, ни поделиться хлебом, или пледом, что защищает тебя от холода, иль добрым словом не можешь ты. Бог знает: для жизни нужно мало. И все это тебе необходимо [54] .Доброе слово. Это напомнило ему кое о чем еще. Кри. Как и Эль, ей требовалось доброе слово. Она наверняка выпрашивала его, как Эль выпрашивала кусок хлеба.
Грязь на теле Эль говорила о ее внешней жизни, но молчала о том, что происходило внутри, под слоями зловонной одежды, грязи и кожи, усохшей от пьянства. Глядя на фотографию тела, лежащего на столе в прозекторской, Гамаш спрашивал себя, о чем думала и что чувствовала эта женщина. Гамаш понимал, что все это, вероятно, умерло вместе с ней. Понимал, что, возможно, узнает ее имя, возможно, даже найдет убийцу, но вот ее он не найдет никогда. Эта женщина была потеряна много лет назад.
54
Из стихотворения Маргарет Этвуд «Полуповешенная Мэри».