Смертельный огонь
Шрифт:
— С Прометея уже прибывают боевые корабли — «Гнев Вулкана» и «Повелитель Змиев», — чтобы отвоевать для нас ноктюрнские небеса.
— Значит, осталось сделать только одно, — сказал Нумеон, переводя взгляд на грозную гору Смертопламя. — Воскресить Вулкана.
Рай’тан несколько секунд смотрел на Нумеона, после чего направился прочь.
— Брат-капитан, — позвал он. — Как очистишь броню и оружие, зайди ко мне. Я говорил, что для разговоров еще будет время. Оно настало.
На борту «Савана
По всему кораблю полыхали пожары, щиты не работали, а авгур показывал, что из доков луны, Прометея, к ним идут два ударных крейсера.
Не осталось никакой иерархии, никакого порядка. Только хаос.
Последние два Гвардейца Смерти лежали на мостике мертвые и до сих пор истекали кровью из разорванного горла и ран по всему телу. Их броня оказалась на удивление бесполезна против ножа, который вспарывал ее, словно та была из ткани, а не из прочнейшего адамантия и керамита.
После этого ни один член экипажа не осмелился встать на пути Проповедника, и тот молча удалился.
Единственным доказательством его существования был улетевший корабль. Куда корабль отправился из пускового дока, который еще работал, никто не знал, кроме его пилота.
А в нем летел Квор Галлек и воздавал хвалу Лоргару за подаренное им освобождение, а Губительным силам — за оставшийся у него осколок фульгурита.
Глава 66
В пламя
Ном Рай’тан ждал в тенях скромного склепа, освещаемого лишь одним подрагивающим костром. Он стоял перед саркофагом Вулкана, закрыв глаза, словно думал о чем-то или скорбел.
— Лорд капеллан, — раздался из темноты голос Нумеона.
— Встань рядом со мной, брат, — торжественно попросил Рай’тан.
Нумеон исполнил просьбу.
— Скажи, Артелл, что ты видишь в саркофаге, чего не видят остальные?
— Я вижу своего отца и возможность его возвращения.
— Почему? Потому что хочешь этого, нуждаешься в этом?
— Потому что это правда. Я верю в это.
— Ты был советником нашего примарха, пожалуй, самым близким к нему лицом в легионе и его клятвенным защитником.
Нумеон повернулся к нему и нахмурился:
— Хочешь сказать, что я подвел его?
— Я хочу сказать, что ты можешь чувствовать себя виноватым в его гибели и что скорбишь по нему, возможно, сильнее, чем любой другой сын Ноктюрна. Наверное, поэтому ты цепляешься за веру в его возрождение.
— Я ни за что не цепляюсь. Я знаю, что Вулкан вернется. Я чувствую это. И разве Прометеево кредо не рассказывает нам о перерождении? О Круге огня?
— Оно говорит о духовном перерождении, Нумеон. Лишь предав земле одного, мы открываем путь для второго. Это метафора. Ты — реинкарнация Вулкана. В тебе и во всех нас его учения и священная мудрость обретут бессмертие.
— Возможно, это верно
— Брат, это мифы из темной эпохи кровавых жертвоприношений, которые сам Вулкан и развенчал.
— Думаешь, нашу эпоху нельзя назвать темной и в ней не приносят кровавые жертвы и даже больше?
Рай’тан вздохнул.
— Во что верил Вар’кир? — спросил он. — Я слышал, как сержант Зитос упоминал о нем. Когда-то я был его учителем, а потому он примкнул к числу Игниакс и был твоим духовным советником, верно?
— Да. Он также был моим другом.
— Хорошо, но во что же он верил? Что бы это ни было, он отдал за свою веру жизнь.
— Я видел чудеса. Вулкан хранил меня.
— Не сомневаюсь в этом. Кровь Вулкана в тебе сильна, но так во что же верил Вар’кир?
Нумеон помрачнел, но не позволил сомнениям отразиться на лице.
— Он верил, что мертвый Вулкан на Ноктюрне обретет покой.
— А ты в это не веришь.
— Вулкан должен воскреснуть.
— Ради себя или ради тебя, брат?
Нумеон нахмурился, чувствуя, как разгорается в груди гнев.
— Ради легиона, ради всех нас. Ради этой войны.
— А если, несмотря на всю твою веру, он не восстанет после того, как мы вернем его горе? Что тогда?
— Я не понимаю.
Рай’тан печально улыбнулся:
— Нет, не понимаешь.
— Это все? — спросил Нумеон, чей гнев уже рвался наружу. — Смертопламя ждет.
Рай’тан покачал головой и отпустил его.
Из кратера дремлющего Смертопламени поднимался дым. Из глубин шел тихий рокот, дополняющий резкий треск магмы и шелест растворяющихся камней, словно сама гора скорбела по примарху.
Сыны Вулкана торжественно выстроились рядами в широкой скалистой чаше, засыпанной пеплом и золой. Они с гордостью облачились в плащи из драконьей кожи, которые теперь развевались на горячем сернистом ветру, и положили шлемы на сгиб руки.
Их было меньше восьмисот — ничтожное число, но больше в эти беспокойные времена Саламандры собрать не могли. На всех них стояло клеймо, которое будет напоминать об этом событии. Они получили его впервые, ибо впервые стали свидетелями смерти примарха.
Среди них находились Нумеон и те, кто прошел сквозь шторм.
Поверх назойливого гула горы разносилась траурная дробь, которую Саламандры отбивали костяшками пальцев по наплечникам. В унисон звенели наковальни, по которым Гарго и другие кузнецы стучали молотами.
Тело Вулкана, наконец высвобожденное из саркофага, покоилось на гранитном одре. Молот Несущий Рассвет был до сих пор зажат в руке и лежал на груди. Фульгурит, этот шип, этот проклятый наконечник копья, оборвавший бессмертную жизнь Вулкана, оставался погружен в его сердце, не давая забыть о том, как он погиб.