Смертники доброй воли
Шрифт:
Айрис закрыла лицо руками и разрыдалась. Эдмон подошёл к ней, что-то шепнул на ухо, взял за руку, но она отдёрнула её, и он, поджав губы, отступил обратно на своё место.
— Ладно, всё, — Леда обняла её за плечи, и на этот раз вырваться у Айрис не получилось. — Бывает, что ж теперь. Может, хоть так из Кристиана человек вырастет, когда его не поощряют за каждый шаг, правильный или неправильный…
— Он же не виноват, — заикаясь проговорила Айрис, — не виноват, что родился не таким. И…
— И точно виноват, что завидовал. А мог бы в себе плюсы поискать. Я это проходила
— Конечно, Леда, — отдал честь Эдмон и, не оглядываясь на мать, размашистым шагом направился к лестнице. Бельфегор так и остался ждать его наверху, не двигаясь с места.
Когда Эдмон миновал его, женщины уже ушли из прихожей, и, убедившись в этом, младший Страхов отрывисто сказал Бельфегору:
— Поверь, я отлично понимаю, что это такое, когда родитель тебя ни во что не ставит, а думает о чём-то совершенно другом. Иногда даже удивляюсь, как при всём при этом мы оба с тобой не пошли в отместку организовывать оппозиционную партию с целью захвата власти.
— Кристиану ты и так достаточно жизнь подпортил, — усмехнулся Бельфегор. — А против матери разве партию создашь?
— Допустим, про власть в основном касалось тебя… Как ты своего отца терпишь?
— Есть одна причина. Адамас уже тоже не раз спрашивал, но у меня всё руки не доходят рассказать.
— Как соберёшься, дождись меня! И кстати… не говори Адамасу о том, что слышал, ладно? Незачем ему опять вспоминать этого… — недоговорив, Эдмон моментно оскалился и пошёл к комнате брата. Бельфегор двинулся следом. Он снова взял на себя обязательство раскрыть тайны, и, к счастью, ещё было время верно подобрать слова. Может, хоть этот эпизод из его прошлого сделает туман вокруг Адамаса немного реже.
Подходящий случай представился через несколько дней, когда у них опять гостил Эдмон и разговор в который уже раз зашёл о взаимоотношениях ГШР и МД. Конечно, с этой темы они перешли на личности — конкретно, мировых лидеров, — и Адамас высказался:
— Мне до сих пор интересно, что вынудило Аспитиса в 56-м году прекратить за нами охоту, хотя он так толком никого и не поймал. Помню, примерно за полгода до этого отец сказал, что Мессии хватит максимум на как раз полгода, — откуда он мог знать? И в промежутке между тем и этим отец попал к ним в плен и был отпущен. Это же как-то связано, Бельфегор? Ты что-нибудь об этом эпизоде знаешь?
— Я об этой охоте почти всё знаю, — отозвался хорон. — Отец как раз сбагрил меня своим гвардейцам и всё своё свободное время тратил на поиски координат Рэкса Страхова и его приближённых.
— Что же он его выпустил, когда наконец нашёл? — усмехнулся Эдмон. — Не понравился труд своих рук?
— О, если бы своих… — загадочно улыбнулся Бельфегор. — Это, кстати, к вашим вопросам о том, почему я верен отцу, хотя не разделяю его взглядов и ведёт он себя не очень красиво. Могу рассказать всё, если интересно.
— Очень интересно! — подбодрил его Адамас. — То есть это ещё в 50-м началось?
— В декабре 49-го, в ночь после смерти моей мамы и того памятного совета, на котором было решено объявить
После того как кончился совет, Бельфегора забрала к себе домой Сэра: по большей части не потому, что так велел Аспитис, а из сочувствия к вдруг оказавшемуся никому не нужным восьмилетнему мальчику. До этого они общались не часто, однако всё ещё пребывавшему в шоке после случившегося Бельфегору было всё равно, куда идти, и он не стал возражать.
В тот вечер в квартире Сэры собрались, за исключением Бельфегора и кошки Веснушки, трое: сама Сэра, Энгельберт и Бертель, Цезарь же уехал последний раз нормально переговорить с дядей, Леммом. Засиделись за полночь, обсуждая перемены и степень катастрофичности решения Аспитиса, а заодно и методы мягкого ему противодействия, — Бельфегор тоже присутствовал, пока у него не начали слипаться глаза. Наслушавшись их, тогда он впервые осознал, насколько его отцу повезло с приближёнными: так и не согласившись с ним, они продолжали его поддерживать, уберегая от фатальных ошибок, а ведь могли воспользоваться его расхристанным состоянием и посадить на его пост кого поудобнее…
Увидев, что Бельфегор почти что спит, Сэра увела его в единственную комнату в своей однушке (переезжать к Энгельберту она отказывалась принципиально, ссылаясь на кошку, которая якобы не выдержит переезда без потерь, а замуж не выходила явно из чисто женской мести за три года пренебрежения) и вместе с ним легла спать. Энгельберт и Бертель остались разговаривать на кухне, и именно они оба пошли открывать входную дверь, когда в неё раздался долгий, всех разбудивший истеричный звонок.
Из кровати Бельфегор увидел, что это его отец, и даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что действительно проснулся. Одним движением руки с зажатой в ней пустой бутылкой из-под вина Аспитис отодвинул в сторону заступившего ему дорогу Бертеля и, шагнув в прихожую, сразу двинулся к комнате.
— Выйди, — велел он Сэре. — Мне надо поговорить с сыном.
— Вы что, пили? — заморгала та. — А так бывает?!
— Я сказал: выйди! Считаю до трёх!
Надо отдать Сэре должное: примерно до двух она ещё сомневалась. Однако на слове «три» — голос Аспитиса становился всё опаснее — вскочила и вылетела из комнаты, оставляя Мессию с сыном наедине.
Бельфегор тоже встал: в кровати он не чувствовал себя в безопасности. Отец, глаза которого смотрели непривычно мутно, наступал на него шатающейся походкой, и в такт его шагам хорон отходил пятясь к стене, пока не коснулся её спиной и не замер, неотрывно глядя на отца.
— Отвечай честно, Бельфегор, — навис над ним Аспитис, поставив одну руку на стену, а во второй всё так же держа пустую бутылку. Где-то на заднем фоне, на пороге комнаты, угадывался Бертель, которого дальше не пускала, похоже, насмерть перепуганная Сэра. — От чего умерла твоя мама, Бельфегор?
— Эдвард её толкнул… — едва слышно отозвался Бельфегор, не знающий, как спрятаться от тяжёлого взгляда ставшего ему сейчас совершенно чужим отца.
— Врёшь! — рявкнул Аспитис. — Её убил Страхов, ведь так?