Смертный грех
Шрифт:
Неужели он никогда больше не вернется домой? И никогда-никогда не воспользуется этими необыкновенными средствами?
Это он, Тарье, отвечал за священное сокровище Людей Льда.
За все старинные рецепты, такие странные, в состав которых входила змеиная кожа, кровь дракона (откуда ее только взяли? ), кошачьи головы и черепа новорожденных, а также поистине гениальные рецепты, содержащие мало известные травы или особые составы различных снадобий.
Ведьма Ханна передала по наследству свои травы и другие сокровища Суль.
Подходящий наследник едва ли уже родился. Ведь не считать же им маленького, ангельски нежного и тихого Маттиаса, сводного брата Колгрима! Тарье сам помог ему появиться на свет.
Но ведь у Мейденов и у Людей Льда будут еще дети. Возможно, это будет его собственный ребенок или внук.
Никто не знает.
Тарье испытывал муки голода. Силы совсем покинули его, он больше не мог искать себе в лесу пропитание. Да и можно ли было найти в лесу пищу ранней весной? Последнее, что он ел несколько дней назад был один-единственный орех.
«Мне нужно идти дальше, — думал он, — может быть, где-то я и найду помощь…»
Он понимал, что это слабая надежда. Вряд ли кто-нибудь осмелится здесь разговаривать с иностранцем. Люди питали к армии наемников глубочайшую ненависть.
Священное наследство Людей Льда… Ему нужно идти дальше! Но сначала немного поспать, он так устал, так устал…
Земля была еще по-весеннему сырой. Тарье видел это, но ничего не мог с собой поделать и быстро погрузился в глубокий сон.
И на этом вся история таинств Людей Льда была бы закончена, если бы ни один непредвиденный случай.
Тарье услышал вдали чей-то крик, но был не в силах пошевелиться. Кто-то произнес, визгливо, нетерпеливо и раздраженно:
— Чего ты тут разлегся? Отвечай же, дурень! Тарье инстинктивно пытался проснуться, но безрезультатно.
— Ты должен помочь мне! — снова по-немецки пропищал голос, еще более нетерпеливо.
Кто-то стал его трясти.
Наконец ему удалось открыть глаза: с огромным трудом он приподнял веки. Он не знал, сколько времени он пролежал так, но его тело закоченело от холода, и он был таким слабым, что не мог пошевелить рукой.
В лучах холодного весеннего солнца перед ним неясно маячила небольшая фигура.
— Слушай! Пора вставать! — пропищал голосок. — Ты, случайно, не умер?
— Вот и я так думаю, — с трудом пробормотал он по-немецки. — Ты кто?
— Ты не имеешь права говорить мне «ты», дурень! — сказало маленькое существо, оказавшееся десятилетней девчонкой. Когда взор Тарье немного прояснился, он увидел, что она очень элегантно одета, хотя одежда ее была грязной, вся в сухих листьях и сосновых иголках.
— Ты сам-то кто такой? — спросила она. —
— Нет, нет, я норвежский студент-медик, я ничего общего не имею с военными.
— Ты медик? Это очень кстати, потому что я сломала ногу.
«Сломала ногу? И спокойно стоит на ней? Этого не может быть», — подумал Тарье.
— Ты еще не представился, медик.
— Меня зовут Тарье Линд из рода Людей Льда, — устало и раздраженно пробормотал он и закрыл глаза. Унижаться перед какой-то девчонкой! Человек при смерти, а ей нужно, чтобы он представился!
Он назвался Линдом из рода Людей Льда, потому что эта фамилия была в конце концов выбрана его семьей. Линд [1] — в честь Линде-аллее, а прозвище «из рода Людей Льда» было сохранено, хотя дед Тенгель и не любил его. В давние времена жители Трёнделага охотились на Людей Льда и убивали их. Теперь не осталось в живых никого, кто помнил бы о страшном родстве с ведьмами и колдунами.
— Линд из рода Людей Льда? Это звучит благородно, — милостиво заметила маленькая дама.
1
Линд — липа (норвежск. ).
— Да, — сказал Тарье, тоже считавший, что это звучит благородно. — А как тебя зовут?
— Ты не имеешь права так разговаривать со мной! — сказала она, топнув ногой, той самой, что была сломана. — Я — фрекен Корнелия! Мой отец — граф Георг Эрбах фон Брейберг. Мои родители умерли, я живу у тети Юлианы.
— И теперь ты хочешь, чтобы тебе помогли с твоей ногой?
— Ты не имеешь права говорить мне «ты»! И никто не имеет!
— Я говорю так, как считаю нужным, — пробормотал Тарье, лежа с раскрытыми глазами.
— Тогда я пошла, — сказала она, поворачиваясь к нему спиной.
— Ступай. Я хоть смогу умереть в мире. Уж ты-то ничем не можешь мне помочь, ты занята лишь собой, пустая кукла.
Ее маленькая милость Корнелия Эрбах фон Брейберг сначала восприняла это как обиду, но потом любопытство взяло верх:
— Помочь тебе? Что ты имеешь в виду, простолюдин?
— Ничего. Иди своей дорогой, гадкая маленькая обезьяна!
Она в нерешительности остановилась.
— Что у тебя болит?
— Я не болен. Я не ел целую неделю и не знаю, где нахожусь.
— Не ел? Ты нищий? — спросила она, подходя ближе.
— Если бы я был нищим, я был бы теперь жив.
— Но ведь ты и так живой!
— Слегка.
Девочка задумалась.
— Если ты вылечишь мою сломанную ногу, ты сможешь пойти со мной домой. Тебя покормят у дверей кухни.
— Как нищего?
— Нет, ты, я вижу, из благородных. Ты состоишь в Готском Альманахе?