Смешанный brак
Шрифт:
Передача иконы-сироты прошла на удивление буднично, да и отец Варлаам был какой-то простой, не соответствующий ажиотажу вокруг здешних святынь.
– Не жалко расставаться? – спросил он.
Я пожал плечами: это не моя собственность, можно сказать, я лишь курьер. Был ли я искренен? Не совсем: мы с этой живописной доской много чего пережили, и легкое сожаление все-таки шевельнулось.
– Не жалей, – сказал отец Варлаам. – Мудрые люди говорят: все, что отдал – твое. Здесь она, глядишь, тоже преобразится, нам ведь и Николу так же в дар преподнесли. Закопченная была иконка, а сейчас прямо сияет, любо-дорого
Он заговорил об ученых, приезжавших из московского ботанического института, чтобы исследовать лилии, оживающие без воды и воздуха; а люди подходили, прикладывались к руке, и для каждого находился маленький целлофановый пакетик с ваткой, пропитанной миром.
Я тоже взял ватку, теперь нюхаю, напитываюсь сладковатым запахом. Я не еду обратно с Зоей и Петром, думаю, меня подкинет кто-нибудь из паломников. Не хочется слышать, как опять начнут ругаться, я буду очень этим разочарован. Я все же надеюсь, что чудо произойдет, в эту семью придет мир и покой, и серая мгла отступит, рассеется, как утренний туман…
16. Синица за стеклом
В воскресенье в форточку залетела синица. Ринулась на волю, но прозрачная преграда оказалась непреодолимой: птичка ударялась в стекло, раз за разом соскальзывая на подоконник. Лишь когда силы кончились, она уселась перед стеклом, устало раскрыв клювик, так что можно было взять ее в руки и выпустить наружу…
Эпизод вспоминается, когда Вера шагает на экзамен. Она сама похожа на такую синицу, попавшую за стекло; вот только добрых рук, что возьмут и отпустят на волю, нет. Потому она и раскрыла упаковку снотворного, запив таблетки остатками сухого вина, киснувшего в холодильнике. После чего улеглась на кровать, даже руки, кажется, на груди скрестила. Что ее спасло? Как ни странно, тщеславие: напоследок вдруг захотелось проявиться в Сети. Она, исчезнувшая с горизонта друзей, знакомых и полузнакомых, решила вдруг всплыть, как всплывает атомный ракетоносец среди льдов Северного океана – мощно, звучно, с треском ломая рубкой паковый лед и пугая одуревших белых медведей. Да, это последнее всплытие, лодка готова уйти в темные глубины навсегда, но вы, пользователи социальных сетей, адресаты электронной почты, все, все, все – слушайте мою последнюю песню! О, сколько накопилось корреспонденции! Сколько вопросов, возгласов: куда пропала, Верка?! Что ж, сейчас получите ответы на все вопросы!
Вера саркастически усмехалась, набивая послание, которое разлетится по сетевому эфиру веером, как автоматная очередь. Каждое письмо – пуля, всаженное в сердце довольных жизнью и собой; каждое слово – смертоносный заряд! Кому первую пулю? Конечно, Коле-Николаю, жующему шоколад «Alpen gold» и поглядывающему на швейцарские часы: боже, как медленно тянется время в этой Европе! Ничего, родной, мое письмо придаст твоему тягучему времени такое ускорение, что мало не покажется!
Мысли уже путались, ей вдруг захотелось пошарить в поисковике, и что она обнаружила?! Форум, посвященный Норману! А там такой бред, что тушите свет! Вера читала чужие строчки слипающимися глазами, а в мозгу билось: да здесь на девять десятых вранье! И тут же мысль, как зацепка за жизнь: она должна восстановить истину! А как восстановишь, если вот-вот на тот свет? Дальше была аптечка, судорожные поиски марганцовки, темно-бордовая
Вера до сих пор ощущает слабость, заглушающую (пока) чувство стыда. Дура обдолбанная, она таки нажала кнопку рассылки, значит, в глазах знакомых, полузнакомых и т. д. похоронила себя заживо. Или это кстати? Письмо, как Рубикон, разделяющий этапы жизни…
Сегодняшний экзамен тоже Рубикон, как минимум Рубикончик. Пора прощаться со сборной Европы, их отношения слишком затянулись, да и вообще зашли в тупик. Она их не поняла, они ее не поняли – значит, сдаем экзамен, и машем друг другу ручкой.
Подопечные озабоченно переговариваются, звонят по мобильным телефонам (хотя это запрещено), и тут встает Кэтрин, чтобы озвучить коллективную просьбу. Перенести экзамен? С какой стати? Окинув взглядом притихшую аудиторию, Кэтрин, запинаясь, говорит: у Марко проблемы, он в больнице. Вера не успевает спросить, почему он там оказался – говорят все сразу, перебивая друг друга.
Из общего гвалта выясняется, что Марко избили, он попал в травмопункт, где его поначалу не хотели принимать, потому что иностранец. Пришлось Патрику везти туда страховку, лишь тогда Марко приняли, и теперь он лежит с перебитым носом и сломанной рукой в больнице в Бирюлеве, куда собралась сборная.
– Понятно… Вы, конечно, сообщили об этом руководству? Мол, у вас уважительная причина, и так далее?
Нет, они не сообщали. Они ждали, пока появится Вера, чтобы первой поставить ее в известность.
– Что ж, не смею вас задерживать… – произносит она, скрывая досаду. Переход Рубикончика откладывался, то есть опять она попалась, птичка-синичка… Или не попалась? Наоборот, окно вскоре распахнется во всю ширь, и Вера станет абсолютно свободна?
Мысль про настежь распахнутое окно возникает после звонка Коли-Николая. Заикаясь от волнения, тот говорил, что взял билет на самолет и уже едет в аэропорт. А Вера что-то мычала в трубку, оправдываясь за неудачный суицид и за письмо, отосланное по глупости…
На следующий день она топчется перед Манежем, где у входа красуется загадочная инсталляция. Отличный повод начать разговор с тем, с кем рассталась не лучшим образом. Как думаешь, Коля-Николай, эта композиция из проволоки – что изображает? Первозданный хаос мироздания после Большого Взрыва! Или это хаос в душе художника? Между прочим, мой знакомый Норман относился к такому «художеству» сугубо отрицательно. А другая знакомая, психолог Регина, растолковала, что вундеркинды вообще на дух не переносят авангард! Природа современного искусства (если оно таковым является) чужда душе одаренного ребенка, значит, что-то с этим искусством не так.
– Да? – глубокомысленно сведет брови астроном. – А почему тогда ты назначила встречу здесь, да еще пригласила меня на выставку?
А Вера сама не знает. Этот проволочный монстр, скорее, символизирует хаос в ее душе, где по-прежнему нет покоя. Правильно ли вообще обращаться к нему: Коля-Николай? Здесь ведь кроется насмешка, она же, черт возьми, собралась личную жизнь устраивать, а это дело серьезное. И как она, интересно, выглядит? Вроде посетители выставки не таращатся на нее, значит, внимания не привлекает…