Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви
Шрифт:
После того, как мы бросили проект Symphony, я переделал веб-сайт компании Symtoys, сделав его домом своей игры Onyx. Я начал писать и публиковать там руководства по кинку: как обвязывать человека верёвками, как выбирать плётку. Кинк, как и полиамория, был плотно вплетён в ткань моей жизни и я хотел это обсуждать. Я уже писал на сайте Xero о теории кинка: как заговорить
В 1996-ом году, в день Святого Валентина, после того, как мы с Целести прожили вместе десять лет, я сделал ей предложение. Она сердилась на меня с утра, совершенно уверенная в том, что я забыл — что это за день. Мы садились в машину, чтоб поехать обедать. «Ты совсем забыл, так ведь?» — сказала она. «Ни открытки, ничего. Это день Святого Валентина! Как ты мог забыть подарить мне открытку?»
Я улыбнулся и полез в карман. «Ты совершенно права. Я не купил тебе открытку. Но что это? Хмм, это не открытка. Может быть, тебе надо взглянуть?»
Я передал ей баночку от 35-мм фотоплёнки. Целести, озадаченно взяла её. Но выражение её лица изменилось, как только она заглянула внутрь. Это было фамильное кольцо. Мой отец подарил его моей матери, а его отец — его матери.
— Думаю, предполагается, что я должен задать вопрос…
— Да! — ответила она.
Мы поженились в июне в парке на краю большого заповедника в Тампе. Мы написали собственные клятвы, исключив часть про «отказаться от всех прочих», но добавив про то, что мы ставим наши отношения превыше всех остальных. После свадьбы Целести подняла палец, показывая кольцо и произнесла: «Теперь у меня есть Кольцо, чтоб повелевать ими всеми.»
Гай председательствовал на свадьбе, используя вместо традиционной Библии атлас мира. Мы выбрали атлас потому, что исследовали новую территорию, пытались научиться состоять в браке, допускающем других любовников. Гай читал сценарий, вложенный примерно в середину атласа, на странице с картой мира.
Присутствовавшие на свадьбе родители Целести приветствовали моё вхождение в семью объятиями и поцелуями. В тот момент, когда мы поженились, я мгновенно стал подходящим, а все их предыдущие возражения против наших отношений исчезли, по крайней мере с их точки зрения. Со моей же точки зрения, я по-прежнему не очень любил их.
После церемонии мать Целести пришла в нашу квартиру для того, чтоб помочь Целести подготовиться к празднованию. По причине, которую я до сих пор даже не пытаюсь понять, она прошла в спальню, и приподняла одеяло с аккуратнейшим образом застеленной кровати. Под одеялом, находились надёжно закреплённые в углах кровати большие проушины, на которых всё ещё были закреплены кожаные «наручники».
Она осторожно положила одеяло обратно на проушины и, не говоря ни слова, вышла их спальни: глаза вперёд, губы плотно сжаты. Это был последний раз, когда она заходила в спальню любого места, где мы жили.
После свадьбы я стал замечать у наших друзей странное поведение. Это выглядело так, как будто вся это немоногамность была хороша, пока мы не были женаты, но как только мы сделали это, настало время отбросить глупости
Однажды ночью, около двух часов, мне позвонил Уилл, который был нашим другом уже около шести лет. Он был завсегдатаем на наших вечеринках и я много раз, вставая утром на работу, обнаруживал его спящим на диване.
Уилл встречался с женщиной по имени Виктория, которая тоже была нашей подругой уже несколько лет. С самого начала разговора было ясно, что он хочет поговорить о Виктории, но мне потребовалось время для того, чтоб понять — что он имеет в виду.
— Подожди, ты говоришь, что это всё моя вина? Что именно моя вина?
— Виктория. Я расстался с ней. Я поймал её на измене.
— Ой, это хреново. Я совершенно понимаю тебя. Это не круто.
— Это твоя вина. Твоя и Целести. Это ваша вина, что я с ней расстался.
— Что?
— Это ваша вина. Когда я обнаружил, что она мне изменяет, мне пришлось расстаться с ней, и это ваша вина. У вас с Целести открытые отношения. Это даёт пример, с которым я не могу ужиться. Когда я обнаружил, что она изменила мне, я почувствовал неуверенность, потому, что я не могу жить так, как живёте вы с Целести. Ты можешь забирать её себе, если хочешь.
— Подожди, что? Что ты имеешь в виду, что я могу забирать её?
— Мы больше не вместе. Если хочешь её — действуй.
— Стоп, почему ты думаешь, что я собираюсь сделать это?
— Ты не моногамен. Вы с Викторией нравитесь друг другу, а мы с ней больше не встречаемся.
Разговор продолжался в этом духе около часа и закончился без какого-либо результата. Всё, что я уловил из него, это то, что Уиллу больно, его любимая предала его и почему-то именно я несу ответственность за все грехи мира. Вскоре Уилл вообще перестал разговаривать со мной.
Это было моё первое столкновение с тем, что социолог Элизабет Шефф, почти двадцатью годами позже, назвала «страхом возможности полиамории», тем, что просто живя немоногамно, я становлюсь громоотводом для чужих обвинений, неуверенности и враждебности. Но не последнее. Со временем это стало повторяющейся историей: люди обнаруживали, что мы с Целести женаты, но не моногамны и решали, что это каким-то образом делает нас ответственными за все проблемы, с которыми они сталкиваются в собственных отношениях.
9
Я впервые столкнулся со словом «полиамория» в начале 1990-х. Я заинтересовался новостными группами Usenet, ранней и довольно примитивной формой общения в Интернете, и нашёл группу, называющуюся «alt.polyamory», посвященную обсуждения необычного нового подхода к отношениям.
Я стал общаться в этой группе, размещая там свои мысли о полиамории и вступая в дискуссии с другими людьми, которые разделяли со мной этот новый способ строить отношения. Большинство тех, с кем я там общался, делали приблизительно то же, что и мы с Целести: у них были «основные» отношения, часто брак, и «дополнительные» отношения. Обычно основная пара устанавливала границы того, на что должны быть похожи прочие отношения, порой — очень жёсткие. Право вето, то есть возможность одному участнику пары прекратить отношения другого, встречалось особенно часто. Пары без права вето попадались очень редко.