Смешилка — это я!
Шрифт:
— Опаздываем на электричку? — переспросил он.
— Разве? — ответил я, готовый обнять и расцеловать его.
— Увидел, что вы бежите, и тоже помчался. Хоть и нельзя: сердце выскакивает…
«Наверно, больное! Как у Наташиной мамы…» — подумал я. Я любил этого незнакомого человека в плаще. Я обожал его!
Глава XII, самая короткая
С одной стороны к платформе неумолимо приближалась электричка, а с другой приближались мы.
«Если мы успеем, тогда все наши родители останутся живы в прямом и переносном смысле этого слова! Тогда все мои догадки, находки, сомнения и мучения окажутся не напрасными!» С этой мыслью я взбежал на платформу. Судьбе было угодно, чтобы как раз в этот момент и электричка поравнялась с ней.
— Садитесь! — крикнул Глеб. — А я билеты…
— Не надо! — ответил я.
«Лучше пусть нас всех оштрафуют, но зато родители будут живы-здоровы!» Я успел так подумать, но не успел объяснить это Глебу, потому что он уже ринулся к кассе.
Он хотел совершить еще один подвиг: ему нужны были смягчающие вину обстоятельства!
Машинист высунулся из окна и глядел вдоль состава. Никто не вышел, и никто, кроме нас, не собирался садиться. Мужчина в плаще, оказывается, ждал электричку из города и вообще зря торопился.
Проводница последнего вагона помахала зеленой лампочкой: можно было трогаться. С ее точки зрения…
Что было делать? Вскочить в вагон и уехать без Глеба? Покойник вскочил. А все остальные не знали, как поступить. Покойник высовывался и печально глядел на нас всех:
— Разве не ясно? Она сейчас тронется…
А Глеб все еще стоял, пригнувшись, возле окошка кассы. Так и стоял…
Двери вздохнули, словно сочувствуя нам, и медленно стали закрываться. Голова Покойника все еще торчала, и казалось, двери вот-вот зажмут ее с двух сторон. В какую-то миллионную долю секунды идея озарила меня.
— Осторожно, ребенок! — заорал я.
Я знал, что эти слова: «Осторожно, ребенок!» — всегда очень сильно действуют. Двери, не успев прихлопнуть Покойника, медленно поехали обратно.
— Где ребенок?! — крикнул испуганный машинист.
— Во-он! — неопределенно ответил я, зная, что время неумолимо работает на нас.
— Да где же?
— Во-он! — Я указал на печальную физиономию Покойника, который все еще высовывался из тамбура.
— Я думал, он под колесами…
— Большое спасибо! — ответил я машинисту, потому что необходимая нам минута была окончательно выиграна: Глеб бежал от кассы с билетами.
Мы ворвались в вагон! Двери облегченно вздохнули. Они были рады за нас — поехали навстречу друг другу, захлопнулись…
И мы отправились в город, домой!
Успели на последнюю электричку! Наши родители были спасены. Чувство законной гордости переполняло меня.
— Вот… билеты! Купил… — сказал Глеб, садясь рядом со мной.
— Не думаешь ли ты так дешево откупиться? — шепнул я ему. И сразу же пожалел о своей необдуманной фразе, ведь расследование еще не было закончено. Значит, никакой грубости! Я все должен раскрыть до конца. Только вежливо, без насилия!
Вагон
— Глеб, если хочешь, подойди, пожалуйста. Если хочешь…
Он подошел и сел рядом.
— Нет, сядь напротив: я должен видеть твое лицо. Займемся мотивами…
— Какими? — спросил он, вздрогнув. И пересел.
— Мотивами преступления.
— Ты потом все Наташе…
— Ни за что! Никому! Можешь быть абсолютно спокоен. И откровенен, как с родным человеком!
— Нет, пусть она обязательно… Я не хотел, чтобы ее мама… Я по другой причине… — Вдруг он громко, прямо на весь вагон, крикнул: — Наташа!..
Она подошла и села возле него.
— Я думал все выяснить тайно, но Глеб хочет, чтобы и ты слышала, знала…
— Что слышала?
Я уже не злился на Глеба: он дал мне возможность рассказать Наташе обо всем, что я выяснил там, в подвале, обо всех своих догадках, находках, открытиях. И я рассказал… Ведь он сам попросил об этом!
— Пойдем дальше, — сказал я. — Итак, мы установили, что Нинель не звонила. И ехать сюда нам одним не разрешала. А кто же звонил? Не торопись. Хорошенько подумай!
— Моя двоюродная сестра, — еле слышно признался Глеб.
— Так-так-так… Вот, значит, зачем ты из всех болезней выбрал для Нинели именно ангину: болит горло, говорит «не своим голосом». Понятно-понятно… Зачем же тебе нужно было, чтобы мы поехали без нее? И чтоб все думали, что Нинель разрешила? Не торопись. Правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!..
— Мне мама рассказала про собрание… Там некоторые родители… За то, что Нинель нам самостоятельность… ну, разрешала одним ездить на стадион и вообще… Говорили, что если она еще…
— Стоп! — крикнул я, потому что испугался, как бы Глеб все до конца не раскрыл, не рассказал сам.
А между тем догадка озарила меня так ярко, как никогда еще раньше не озаряла! И я мог продолжить его рассказ, окончательно доказав, что прозвище свое ношу недаром, не просто так.
— Следите за мной! — торжественно сказал я. — Следствию все абсолютно ясно. Конечно, я должен во всем сомневаться. Но я не сомневаюсь, что было так… Именно так! И никак иначе! Ты, Глеб, решил: если Нинель еще раз предоставит нам самостоятельность (да еще какую — разрешит одним ехать за город!), родители добьются, чтобы она ушла из нашего класса. Тем более что она молода и прелестна, нету опыта и так далее. Пойдем дальше! Все мы слышали, что она звонила. Хотя звонила твоя сестра… А если бы Нинель и доказала, что не звонила, ей все равно сказали бы: «Вы приучили их к самостоятельности — и вот результат!» Знаем мы наших родителей! В общем, твоей целью было всех их разволновать. Так-так-так… Состав преступления налицо! Ты хотел, чтобы мы не успели на электричку, и попросил Племянника запереть нас в подвале. А следующая электричка вот эта. Мы возвращаемся чуть ли не ночью… Родители в панике! Нинель уходит. А к тебе, наоборот, все снова приходит: кружок имени дедушки, уголок имени дедушки… Ты снова выступаешь с воспоминаниями о своем дедушке, опять становишься почетным членом кружка! И вообще самым почетным в классе… И даже во всей нашей школе!