Смеющаяся Тьма

Громова Полина Сергеевна

Последняя ночь оборвалась дребезгом разбивающегося где-то за стенкой стакана. Сквозь неплотные занавески лился серый свет. Я был в отчаянии.

Я не стал завтракать — аппетита не было. Ни на что не надеясь, я вышел из дома и отправился в центр города. Я давно исходил город вдоль и поперек, но не все ли равно было теперь, где искать, если я, по-видимому, так ничего и не найду?

Настроение было паршивое. Я шел, ни на кого не глядя ни своим обычным, ни вторым зрением. С таким настроением я вообще мог не выходить из дома: шансы выполнить мою часть договора стремились к нулю.

Вдруг я

услышал музыку. Странно — подумалось мне. Сегодня ведь не праздничный и не ярмарочный день. Артисты очень редко выступают в будни.

На городском бульваре, открытом только для пешеходов, уже собралась небольшая толпа. Я протиснулся в первый ряд и немало удивился: забравшись на спинки приставленных друг к другу лавок, как птицы на жердочке, сидели парень и девушка. Еще двое парней и одна девушка сидели ниже. Те, что были наверху, пели на два голоса веселую, почти неприличную песенку. Остальные аккомпанировали.

Пели ребята здорово: парень начинал, девушка отвечала ему. Парень пел весело, с деревенским задором, а девушка, наоборот, выводила песню тонким, чистым голосом. Я захватил только конец песни. Но, когда музыканты замолчали и, приплясывая, принялся обходить толпу забавно разодетый мальчишка с огромным картузом в руке, я понял, что не хочу уходить… пока не хочу. Уличные певцы переглянулись, парень хлебнул пива из протянутой ему кружки, девчонка перемолвилась с кем-то несколькими словами, отшутилась на чей-то комплимент. Парень поставил кружку и взял у другого гитару. Петь он больше не собирался. Зато девушка сделала несколько больших медленных вдохов, давая собравшимся понять, что сейчас будет продолжение уличного выступления. Задорно улыбнувшись, она дождалась, пока парень сыграет небольшое вступление, и начала свою песню.

Я стоял, не в состоянии сдвинуться с места. Как примерз. А девушка пела и пела, выводя своим голосом завораживающую мелодию. Я не понимал слов, они проходили мимо моего сознания, не задевая его, но голос… Ее голос выкручивал мою душу, как женщины выкручивают выстиранное белье. Я никогда прежде не испытывал ничего сладостнее этой пытки.

Закончив песню, Хельга посмотрела на меня. Только для меня она и пела. И это было потрясающе.

С силой оторвав ноги от притоптанного снега, я пошел прочь от собравшейся на бульваре толпы. Только отойдя на несколько десятков шагов я обернулся и посмотрел на Хельгу и ее приятелей своим вторым зрением. Я видел всего секунду, но меня словно обухом ударило — я даже отшатнулся. Фигура парня в общей сложности была серой, только кое-где пробивались жиденькие коричневые змейки — словно ручейки, которые текут по двору по весне. Зато силуэт Хельги представлял собой совершенную тьму. Объемную, глубокую, непостижимую и беспощадную.

Наверное, Хельга могла скрыть это от меня. Но она могла и позволить себе не делать этого. Она… Она может позволить себе очень многое — я уже тогда понял это.

Отойдя еще на десяток шагов, я заметил в толпе серых прохожих яркую, сочно-синюю с зелеными всполохами фигурку. Он двигался быстро, и я знал, куда он идет. Мне даже не пришлось скрываться, чтобы следовать за ним, потому что я тоже мог туда идти — на совершенно законных основаниях.

— Зачем ты идешь за мной? — удивленно, но отнюдь не напугано

спросил он, когда мы оказались перед крыльцом одного и того же дома.

— Живу я здесь, — ответил я, открывая парадную дверь и жестом приглашая парня войти. Он поморщился и вдруг улыбнулся:

— А, ты же сосед моего деда! Верно?

— Ага. Меня Риком зовут. А ты вроде Юрис. Я у твоего деда иногда книги беру читать, которые ты ему приносишь. Хорошие книги. Спасибо.

Юрис стушевался.

— Да не за что…

По лестнице мы поднялись вместе, но дальше я не стал задерживаться, прошел сразу в свою комнату. Я не хотел, чтобы мое лицо выдало меня.

Сегодня истекает срок нашего с Хельгой договора. Юрис — мой последний шанс. Забавно: как в книге, решение загадки находилось под самым носом у героя. Только теперь предстояло самое сложное: привести Юриса на Перекресток наваждений. Как?.. Не силой, конечно же. Своей ошибки я не повторю. Значит, хитростью. Как? Как же?..

Юрис всегда приходит к деду минут на пятнадцать-двадцать, не больше. У меня мало, очень мало времени на размышление. У меня вообще нет времени!

Несмотря на то, что мысли мои представляли собой полный хаос, двигался я ровно и уверенно. Как будто мое тело лучше мозга знало, что я должен делать.

Я зашел в свою комнату, взял книгу, перехваченную у деда Симеона, вернулся в коридор и встал под дверью. В случае чего я всегда могу сказать, что как раз шел вернуть книгу.

Я давно заметил, что дед Симеон ведет себя во время визитов внука как-то странно. Они обычно говорили, но, хотя голоса их были громкие (особенно голос старика), я не мог разобрать ни слова. Я думал, это потому, что голоса доносятся из-за стены, но это было не совсем так. Теперь, отчетливо слыша их разговор, я понял: дело было совсем не в стенах.

Дверь в комнату деда была прикрыта неплотно, между ней и косяком осталась щель. Я осторожно заглянул в нее и увидел только полоску лица старика с одним глазом да его домашнюю одежду. Юрис был где-то поблизости, но от него не виднелось ни кусочка.

Впрочем, видеть Юриса мне было и не обязательно. Хватало деда. Он сидел в своем кресле, как-то неестественно выпрямившись, расправив деревянные плечи. Руки его были сложены на коленях. Лицо старика превратилось в серую маску. Остановили свой взгляд на пустоте перед собой потерявшие цвет, остекленевшие глаза. Шевелился только рот: он тщательно выговаривал звуки, складывая их в слова. Дед вещал.

— На северном фронте армалы остановились возле шестнадцатой башни. Позиция полностью открыта для ветра с Вирка. Относ поднялся на три и две десятых позиции, на ближайшее время прогнозируется продолжение движения. Крисы ничего не решат до первых дождей. На западном фронте вторая и восьмая башни скрыты грозовыми фронтами. Венера приближается к солнцу. Роты стекают в камни, через несколько суток залягут в спячку. На южном фронте тени листьев затягивают землю…

У меня голова шла кругом от этой бредятины. Дед мог говорить шифром, на принятом в магии языке символов — я ровным счетом ничего не понимал и даже ужаснулся, вдруг подумав, что мне, возможно, придется научиться изъясняться точно также. Но я был обязан запомнить хотя бы несколько заумных слов, чтобы…