Смеющаяся Тьма
Шрифт:
Мне нужно было что-то сказать Руне — что-нибудь приободряющее — но на языке вертелись одни банальности. Поэтому я просто слушал.
— Представляешь, вчера он отослал своего компаньона. Он, конечно, мне никогда не нравился — такой занудный, да еще и нос крючком! Но когда отец сказал, что тот ему больше не нужен, он так скукожился, что мне стало его жалко. А еще у нас почти всю прислугу в доме поменяли. Если так пойдет дальше… Рик, возможно, это последняя прогулка, на которую нас отпустили вдвоем без сопровождения.
Руна посмотрела
— Так что давай прокатимся хорошенько! — сказала она и пришпорила лошадь.
Холмы были прекрасны в любое время года. Невысокие, пологие, они словно сгрудились у берега моря, пытаясь заглянуть вдаль через головы друг друга. В холмах было много светлых рощ, перелесков, садов и пасек. Петляя и разветвляясь, дороги соединяли между собой усадьбы состоятельных горожан. У отца Руны здесь тоже была усадьба. Правда, зимой почти все усадьбы пустовали. В них жили лишь сторожившие их крестьяне, хозяева приезжали изредка.
— Давай поднимемся наверх! — предложила Руна, указав рукой на вершину ближайшего холма.
Мы спешились, привязали лошадей к дереву около дороги и стали подниматься на холм. Снег был неглубокий, но мягкий, не слежавшийся, и мы поминутно вязли в нем. Руна раскраснелась, прядки волос выбились из-под ее шапки. Когда она оглядывалась, я видел, что глаза ее горят. Почти у самой вершины она не то поскользнулась, не то споткнулась обо что-то, упала, я поспешил к ней, но шлепнулся тоже, и мы, хохоча, скатились по склону холма на десяток шагов. Когда поднялись, были в снегу по самые уши.
Наконец мы добрались до вершины холма. Отсюда были видны другие холмы, похожие на огромные снежные наносы, игрушечные деревья и усадебные домики. За холмами лежал город, курящийся теплыми домашними дымками. Дальше был виден порт, залив и море. На самом горизонте, задернутый неплотной серой пеленой, колебался силуэт острова Рэн, похожий на спину огромной рыбы.
Какое-то время мы просто стояли на вершине холма. Потом впечатление от вида мира, раскинувшегося у наших ног, стало угасать. Зато стал ощущаться холодный ветер и снег за голенищами сапог.
— Ну, что? Спускаемся? — спросил я Руну.
Посмотрев на нее, я заметил, что она смотрит вниз, на дорогу. Проследив направление ее взгляда, я увидел нескольких всадников, неторопливо направлявшихся к холму, на котором стояли и мы.
Спустились мы быстро. К тому моменту, как мы оказались у своих лошадей, всадники поравнялись с нами. Это были хорошо одетые молодые люди на отличных лошадях. Двоих я знал. Чуть впереди кавалькады ехал Саймон, красивый юноша с отвратительным нравом, второй сын главы таможенного департамента. По левую руку от него ехал Кен, его закадычный приятель, один из сыновей Первого городского полицмейстера. Остальных я не знал.
— Отличный день для прогулок, на так ли, Руна? — спросил Саймон, придержав лошадь.
Руна нахмурилась. Не зная, куда
— Мы уже возвращаемся домой, — сказала она.
— Тебе бы следовало быть полюбезнее! — заметил Саймон. — Не ровен час, тебе понадобится моя помощь.
— С какой стати?
Саймон картинно развел руками.
— Откуда мне знать? Жизнь — такая непредсказуемая штука… Не даром же крестьяне говорят: не плюй в колодец…
— Вылетит — не поймаешь! — добавил Кен, и компания загоготала. Даже Саймон соизволил улыбнуться.
— Поехали, Рик. Мы возвращаемся, — сказала Руна, садясь в седло.
Я последовал ее примеру. Но двинуться в сторону города мы не могли: пятеро всадников, незаметно растянувшись, перегородили нам дорогу.
— Сегодня день для прогулок, Руна, — повторил Саймон. — Погуляйте-ка еще.
С полминуты Руна буравила его гневным взглядом. А потом развернула лошадь и, пустив ее с места в галоп, под хохот компании Саймона поскакала прочь. Нагнав ее, я спросил, все ли в порядке, но Руна не ответила. Она всегда злилась молча.
Они гоняли нас по дорогам между холмами около двух часов. Ничего особенного они не делали: просто не давали вернуться в город, какими бы дорогами мы не пытались вернуться, какие бы круги мы ни описывали. В конце концов мы устали, лошади тоже.
— Что будем делать? — спросил я. — Может, попробуем выехать на тракт?
Руна покачала головой.
— Тогда придется перебираться через Пустой холм. Мы просто не затащим лошадей на него.
— Тоже верно. А если уйти правее?
— А ты знаешь там дороги?
— Нет.
— И я нет, — Руна вздохнула.
— Послушай. Может, попытаемся проехать? В конце концов, что они могут нам сделать?
— Я не знаю, Рик. От них можно ожидать любой гадости.
Мы ехали по пустой аллее. Руна посмотрела вверх, на ветви деревьев, плывущие над нашими головами.
— Скоро стемнеет, — сказала она. — Не будут же они гоняться за нами по сумеркам.
— Мы могли бы дождаться где-нибудь сумерек, — предложил я. — Хочешь, остановимся, я расчищу место, разведу костер?
— Нет… — Руна о чем-то на секунду задумалась и вдруг бодро воскликнула: — Нет, Рик! Мы сделаем лучше! Вперед!
И она снова пришпорила свою лошадь.
Не прошло и четверти часа, как я понял замысел Руны: она направлялась к усадьбе своего отца. Оглянувшись, она с улыбкой пояснила:
— Мы переждем в усадьбе. Туда они не посмеют сунуться! А потом вернемся в город. Да, Рик?
Я кивнул — план был что надо.
Дорога к усадьбе не была проторена, отец Руны не считал нужным селить в доме сторожа — ничего ценного он здесь не держал и не беспокоился, что в доме может кто-то поселиться. Я расшатал вросшую в снег калитку и открыл ее, мы отвели лошадей под навес. Руна потянулась и достала ключи, спрятанные над крыльцом. Мы открыли дверь и вошли в пыльный выстывший дом.