СМИ в Древней Греции
Шрифт:
...им [софистам] привиделось, будто вместо истины надо больше почитать вероятность; силою своего слова они заставляют малое казаться большим, а большое — малым, новое умеют подать по-древнему, а противоположное — по-новому, они изобрели сжатость речей и беспредельную их пространность — по любому предмету [269] .
И все же маховик был запущен. Бок о бок со знаменитыми софистами существовали риторы второго порядка, бравшие за уроки куда дешевле. Открывались школы риторики; параллельно обучению и устным выступлениям множились тексты об ораторском искусстве. То были образцы отдельных частей публичной речи — введения, заключения, — речи целиком, технические трактаты, даже теоретические работы.
269
Платон,
Возникло обыкновение публиковать уже произнесенные и переработанные, или даже фиктивные, речи. Исократ, к примеру, произнес в своей жизни одну-единственную судебную речь и проиграл дело, но получил широкую известность благодаря писанию вымышленных речей, то бишь примеров выступлений в суде, не имевших ни малейшего касательства к реальным делам, или политических речей, которые никогда не произносились. Все эти тексты сохранились; напротив, имеются лишь косвенные свидетельства о существовании небольших технических трактатов, по всей видимости, лекционных курсов преподавателей риторики или записей их учеников [270] . Если верить Платону, таких книг было очень много:
270
Kennedy G. The art of persuasion. P. 53.
Федр. Об этом очень много говорится, Сократ, в книгах, написанных об искусстве речи.
Сократ. Хорошо, что ты напомнил. По-моему, сперва, в начале речи должно быть вступление. Это ты считаешь, не правда ли, изощренностью искусства? [271]
Эти труды, отражающие последние нововведения в соответствующей области, быстро устаревали и заменялись более современными, что, возможно, является одной из причин, по которым они до нас не дошли [272] .
271
Платон, «Федр», 266 d.
272
G. Kennedy, op. cit., p. 58.
С Аристотелем родилась наконец настоящая теория речи. Возражая всем критиковавшим риторику, он оправдывает ее изучение и использует аргументы, часть которых и сегодня можно было бы противопоставить хулителям искусства красноречия. Во-первых, говорит Аристотель, истинное более убедительно, чем ложное, поэтому если тяжущиеся, на чьей стороне правда, проигрывают, то только по причине собственной технической безграмотности: их неправые противники оказываются более искушенными или более ловкими [273] . Если отправную точку и можно оспорить — поскольку истина, если таковая имеется, не несет в себе заряда доказательности, — последующее умозаключение весьма убедительно. Во-вторых, по мнению философа,
273
Аристотель, «Риторика», I, 1355 a.
...если бы мы располагали даже самой точной научной истиной, вовсе не легко убеждать людей, составляя речь на ее основании, потому что речь на основе знания требует обучения всех слушателей, а это невозможно, и поэтому нужно создавать убедительность речи общепонятными средствами, как мы говорили это и в «Топике» относительно обращения ко множеству людей [274] .
Иными словами, Аристотель признает, что речь необходимо приноравливать к аудитории: специалист должен уметь — и мочь — выражаться языком, понятным неспециалистам.
274
Ibid. (пер. О.П. Цыбенко).
В-третьих, опять-таки согласно Аристотелю, следует предвидеть аргументацию противника, чтобы быть в силах ее опровергнуть. Наконец,
...если позорно быть не в состоянии помочь себе своим телом, тем более позорно бессилие помочь себе словом, ибо пользование словом более присуще человеку, чем пользование телом [275] .
Аристотель полагает, что риторика не столько искусство убеждать, сколько искусство «в каждом данном случае находить существующие
275
Ibid., 1355b.
276
Ibid.
Во всем этом виден явственный интерес к языку. Но афиняне, по крайней мере в сохранившихся текстах, пожалуй, куда меньше, чем римляне, уделяли внимание стилю речи и жестикуляции. Аристотель о них говорит всего несколько слов. Эсхин в речи против Тимарха ставит новым ораторам в упрек то, что они во всех смыслах возбуждаются, что противоречит сдержанности древних:
Обратите же внимание, граждане афиняне, насколько Солон и те мужи, о которых я упомянул немного ранее, отличались от Тимарха. Ведь они стыдились даже руку держать снаружи при выступлении, а этот не когда-то там раньше, а буквально на днях, сбросив плащ, голый, словно борец, бесновался в Народном собрании [277] .
277
Эсхин, «Против Тимарха», 26 (пер. Э.Д. Фролова).
Однако из нескольких источников известно, что манера говорить была важна. Если Исократ не принимал участие в судебных процессах, то единственно по причине чрезмерной робости и слабого голоса. Что до Демосфена, то
...первое его выступление народ встретил недовольными выкриками и насмешками над нелепым построением речи: ее периоды казались запутанными, а доказательства — неестественными и натянутыми. К этому добавлялись некоторая слабость голоса, неясное произношение и прерывистое дыхание, создававшее паузы между периодами и затемнявшее смысл произносимого [278] .
278
Плутарх, «Демосфен», VI, 3-4 (пер. Э. Юнца).
Встретив актера Сатира, который продекламировал ему отрывок то ли из Еврипида, то ли из Софокла,
убедившись, сколько красоты и изящества придает речи такая игра, он понял, что упражнения мало что дают или даже вовсе бесполезны тому, кто пренебрегает произношением и мастерством исполнения [279] .
После этого Демосфен устроил себе под землей особое помещение, где ежедневно упражнялся в речи. Иногда он проводил там по два-три месяца подряд, наполовину обрив голову, чтобы не было соблазна показаться на люди [280] . Кроме того,
279
Ibid., VII, 5.
280
Ibid, VII, 6.
невнятный, шепелявый выговор [281] он пытался исправить тем, что, набравши в рот камешков, старался ясно и отчетливо читать отрывки из поэтов; голос укреплял тем, что разговаривал на бегу или, поднимаясь в гору, произносил, не переводя дыхания, стихи или какие-нибудь длинные фразы. Дома у него было большое зеркало, стоя перед которым он упражнялся в декламации [282] .
Можно также предположить, что логографы, отдавая речь тяжущемуся, учили его произносить подготовленный текст: как видно на примере Демосфена, это было необходимо для того, чтобы заставить себя слушать. Одним словом, существовало множество частных рекомендаций, но, насколько можно судить, ничто в данной области еще не было кодифицировано — возможно, потому, что не считалось достойным такой чести.
281
«Шепелявость» состояла в том, что он плохо произносил [г], которое у него получалось похожим на [1].
282
Плутарх, «Демосфен», XI, 1.