Смотри на меня

Тэль Аадет

От провокационной позы полюбившаяся мне чёрно-серебряная туника задирается, неприлично оголив ноги, но сейчас никому нет до этого дела. Мы смотрим только друг другу в глаза.

— Ирочка, — улыбается, ласково поглаживая по щеке, — в этом мире полукровки, как правило, наследуют только физические особенности рас своих родителей. А психологические — нет: они более глубокие и проявляются только у чистокровных. Я могу любить! Могу! Как любой нормальный человеческий мужчина!

Это такой шок, что я даже не знаю, что поразило меня больше: то, что Шаррэль действительно догадался о другом мире

и говорит мне об этом вот так, между делом, или же то, что он, оказывается, не притворялся.

Как такое может быть правдой?

Инкубы ничего не чувствуют, наги полжизни проводят в эмоциональном «анабиозе», а их дети, выходит, будут рождаться нормальными? Минус на минус — плюс?

Не может этого быть…

Говорит ли Шаррэль правду или только озвучивает то, что хочет услышать каждая девушка? Не обманывается ли сам? Зельд ведь типичный наг, а Нард — вылитый инкуб, так почему же он-то — особенный?.. Не связано ли это признание с тем, что он всё-таки солгал насчёт дома художника?

Считав мои сомнения, мужчина резко перестаёт улыбаться. Уголки его губ опускаются, брови напряжённо сходятся на переносице, а во взгляде появляется то самое сожаление, которое я уже как-то видела, когда он смотрел на дракона.

— Поверь мне, — просит тихим, проникающим под кожу шёпотом.

Когда он такой, я не могу отказать.

Но и поверить не могу тоже.

Вижу, что ему это нужно, что он искренен и как никогда уязвим, но какая-то мелочь, какая-то крохотная деталь никак не даёт мне покоя.

Шаррэль словно недоговаривает.

— Почему… — от волнения голос подводит, и, с трудом подбирая слова, приходится попробовать снова: — Почему тебе понравился набросок дракона?

Отводит взгляд.

Молчит.

Выждав немного, мягко кладу ладонь на его щёку, и инкуб, невесело усмехнувшись, целует мою руку, прижимается к ней, желая продлить прикосновение.

— Сколько себя помню, всегда казалось, что мне чего-то недостаёт, — отстранённо, словно говоря о ком-то другом, признаётся он. Всегда мелодичный голос звучит глухо и с перебоями, как заржавевший механизм. — Такое, знаешь, неприятное ощущение внутренней пустоты, неправильности, незавершённости. Словно в пазле не хватает детали. Словно у меня забрали какую-то важную часть, а я никак не могу вспомнить, что это было, — он хмурится, ведёт головой в сторону. Хочет, наверное, отвернуться, но всё-таки не делает этого, просто опускает взгляд. — Странно, да?

— Вовсе нет, — отзываюсь тихо. — Со мной такое тоже случалось.

— Когда я попытался осторожно расспросить братьев, ни Зельд, ни Нард даже не поняли, чего я от них добивался. Они никогда ничего такого не замечали… А меня это чувство не отпускало. Чем старше я становился, тем глубже оно проникало, разъедая и подтачивая меня изнутри. — Шаррэль, качая головой, усмехается: — Я тогда почти решил, что свихнулся, сам того не заметив.

Он замолкает, а я боюсь пошевелиться, чтобы своим нетерпением не спугнуть его откровенность.

— К счастью, в один замечательный вечер, глядя на собравшихся вместе родителей, я вся-таки осознал, чего же именно мне не хватает. Любви! Это было как озарение. Не признания других демонов, не положения, не денег… Любви. Одной-единственной женщины, взгляд которой затмит весь остальной мир, сделав его совершенно неважным.

Улыбнувшись, Шаррэль открыто встречается со мной глазами:

— Несмотря

на то, кто я есть, я всегда хотел полюбить. Искал в себе это тёплое, приятное и нежное чувство. Несколько раз даже думал, что нашёл его. Но всё было не то. Только с тобой я понял, что на самом деле любовь совершенно другая — не прекрасный хрупкий цветок, который нужно оберегать и лелеять, а настоящий ураган, который захватывает мысли и подчиняет все прочие чувства. Он возносит на недосягаемую высоту и тут же бросает в пропасть. Разрывает на части и дарит самое невероятное наслаждение. Ранит и утешает одновременно. Никогда и ни с кем я не испытывал и тени от той бури, что возникает в моей груди рядом с тобой.

— Ты так легко это всё говоришь… — отвожу я взгляд.

— Потому что это чувство появилось во мне не вчера. Я успел с ним сжиться — настолько, что молчать стало труднее, чем высказать.

— Правда?

— Ты с самого начала показалась мне интересной, не такой, как другие. Я даже сам не заметил, как увлёкся твоими загадками, твоими украдкой подсмотренными рисунками. То, каким ты меня видела, не шло из головы, и я очень хотел понравиться тебе. Разгадать тебя. Научиться понимать. А потом вдруг осознал, что больше не ощущаю внутри себя пустоты. Она вся оказалась заполнена мыслями об одной невероятной девушке, — переведя дыхание, Шаррэль неожиданно легонечко щёлкает меня по носу: — Тогда я ещё и не догадывался, что признаться тебе в этих чувствах будет такой невыполнимой задачей! Чего я только не пробовал…

— Так ты что же, всё это время действительно пытался меня соблазнить?

— Да, вообще-то! — смеётся. — Всё это время я пытался не словами, так действиями сказать тебе, что люблю, а ты каким-то невероятным образом умудрилась целую вечность ничего не замечать, начисто меня игнорируя!

В голове кавардак, путаница и ни одной связной мысли.

Как я могла так долго не замечать очевидного?

Боже мой…

Никогда ещё не ощущала себя такой непроходимой тупицей!

Наслаждаясь моментом выстраданного триумфа, Шаррэль не отводит от меня взгляд, подмечая, как от осознания действительности моё лицо всё больше вытягивается. В зелёных глазах искрятся смешинки. Наверное, он ждёт каких-нибудь слов, но я слишком растеряна, а потому просто прячу пылающее лицо у него на плече.

Я безнадёжна…

Но он-то! Он мог бы и раньше сказать, вообще-то!

— Как можно было так напропалую флиртовать? — смеюсь обессиленно. — Ты же видел, что я ничего не подозреваю, и внаглую этим пользовался!

— А что ещё оставалось? — насмешливо хмыкает инкуб, медленно ведя ладонью вниз по моей спине.

— Не смейся… — прошу смущённо.

Повернув голову, он долгим поцелуем прижимается к шее — туда, где бьётся пульс. Удары моего сердца вибрацией отзываются у него на губах.

— И не надейся! — фыркаю, поёживаясь от щекотного ощущения чужого дыхания. — Вампир тут только один! Я!

Хмыкнув, Шаррэль фиксирует мою талию и вдруг проводит по шее горячим влажным языком, тут же подув на облизанное место.

— Ой! — подпрыгиваю, смеясь и извиваясь в попытке увернуться от шутливых покусываний. — Хватит!.. Не надо!.. Ну перестань, или я тебя сейчас сама…

Уронив меня на диван и нависнув сверху, наигравшийся инкуб мягко улыбается:

— Позволь мне заботиться о тебе… так, как мне этого хочется. Обещаю, ты ни о чём не пожалеешь.