“Смотрите, кто пришел!” и другие пьесы
Шрифт:
Авель. Ненавидят только рабы. Вы тоже такой?
Кирьянов. Нет! Я не раб. Я хозяин.
Авель. А где ваше хозяйство?
Кирьянов. Вот и вот!.. И там! И там тоже!.. Со временем это всё будет моё. Перегородки рухнут, стены снова увидят друг друга. Скажите, а вы, правда – князь?
Авель. Да, мы из старого рода.
Кирьянов.
Авель. Вы уверены?
Кирьянов. Да! Вы увидите. Я приглашу вас в гости… вместе с княгиней. Вы, пожалуй, к тому времени женитесь.
Авель. Вы – максималист?
Кирьянов. Именно! Вы угадали. Кой черт тратить жизнь на миниатюрные цели? Если уж изобретать двигатель – то вечный! А?.. (Смеется.) Вы не считаете? Если зарабатывать – то миллион! Правильно я говорю? Один раз у меня почти получилось. (Подходит к останкам гоночного автомобиля, висящим на стене, гладит их.)
Из своей комнаты выходит Кассандра.
А если любить, то досмерти…
Кассандра. Авель, голубчик, ты не спустишься за почтой?
Авель. Да, сейчас!..
Кирьянов. Тебе надо идти. А жаль. Я бы тебе кое-что рассказал. Нет, не про них, ну их к черту! Про себя. Никому не рассказывал.
Авель. К вашим услугам. (Идет к выходу.) Заходите в любой час дня.
Кирьянов. Погоди!.. Мой совет – закрывайся. Запирай дверь и с той, и с этой стороны.
Авель. Хорошо. Спасибо. (Хочет уйти.)
Кирьянов. Стой! (Подзывает Авеля. Тихо.) Парень! Я эту девчонку люблю. Для нее и стараюсь. Самому мне миллиона много, я и на сто рублей проживу. Мне ей не доказать, скажи ей, что я всё для нее сделаю. Она тебе поверит. И пусть в Сингапур не ездит! Нечего ей там делать. Когда-нибудь я сам её отвезу.
Расходятся.
Галемба (выходя из уборной, читает). Коллективизм – это коренной смыслообразующий признак нашего социалистического общежития… его
Сокольников. Где вы это взяли?
Галемба. Там, в ящике для бумаги.
Сокольников. Как он туда попал?
Галемба. А где ему быть?
Сокольников. Это документ из моего архива. (Отнимает листок.)
Расходятся.
Галемба. Сумасшедший дом, князь. Какие-то архивы в отхожих местах… Тележки с товаром… Может, так надо? А просто я утратил ощущение нормы… Скажи, если я сейчас пущусь в пляс? Это будет норма?
Авель. Танец – это нормально. И если люди вдруг хотят запеть, то это тоже в порядке вещей. Это естественно! Разве нет?
Галемба. Да?..
Авель. Да-да! Мы так считаем.
Галемба. Ну, так… запоём?..
Авель запевает «Сулико» по-грузински. Галемба удивленно смотрит на него и вдруг начинает подпевать вторым голосом по-русски. Елена выходит из комнаты и садится за рояль. Все жильцы оказываются на пороге своих жилищ.
Голоса. Браво, браво!..
Галемба. Браво. Это было духоподъёмно. Будем петь по нескольку раз в день. А может, и по ночам.
Затемнение
Возле комнаты Авеля появляется Сокольников с фибровым чемоданчиком в руке.
Сокольников. К вам запись или живая очередь? (Посмеивается.)
Авель. Ко мне? Извините, но я ничего про это не знаю. Очередь за чем?
Сокольников. Не за чем, а к кому. Говорят, у вас тут исповедальня…
Авель. Ну, что вы!..
Сокольников (горячо). Нет-нет, не надо этого стесняться! Мы так все в этом нуждаемся! Двадцать четыре часа в сутки… Глаза в глаза… Локоть в локоть… Как в пересыльной тюрьме… Устаешь, согласитесь… Вы свежий человек, чистый, искренний…
Авель. Я прошу вас… Не оправдывайтесь! Будьте со мной откровенны. Если я что-то могу для вас сделать…