Смотрю на мир глазами волка
Шрифт:
Недалеко от ручья расположился штаб. Командиры сидели полукругом перед расстеленной прямо на земле крупномасштабной картой.
— Единственный путь отсюда перекрыт альпинистами из дивизии «Эдельвейс», — ткнул пальцем в карту полковник Розов. — Под Марухским перевалом на хребте между ущелий Кизгич и Марухским их десант занял высоту, откуда из шестиствольных минометов простреливает дорогу. Половина посланного для разведки боем взвода осталась там на камнях. Артиллерии у нас нет. Если к завтрашнему дню не вырвемся из капкана, нас попросту растопчут подходящие части «Эдельвейс», имеющие на вооружении даже легкие
— Разрешите мне, товарищ полковник, — взял слово молодой капитан Седых. — Я вместе со взводом ходил щупать высотку. В лоб ее не взять. У меня план такой. В тылу высотки находится скала, отвесная часть которой примерно 70–80 метров. К ней в обход немцев ведет овечья тропа, замыкаясь на скале. Предлагаю: создать группу из двадцати бойцов-добровольцев и ночью пробраться туда. Дальше дело техники и удачи. Мы поднимемся на скалу и спустимся с другой стороны в тылу у десантников. Одновременно ударят главные силы…
После детального рассмотрения дерзкий план был одобрен. Командование группой поручалось капитану Седых.
Прежде чем солнце утонуло в кровавом закате, бойцы были построены. Капитан объяснил создавшееся положение и предложил остаться в строю только альпинистам и спортсменам. После команд «вольно» и «разойдись» в строю осталось двадцать три бойца.
— С такими орлами не то что на горку паршивую залезть — в ад спуститься не страшно! — невольно улыбнулся Седых, глядя на рослые, как на подбор, фигуры добровольцев.
На землю легла черная южная ночь. Стояла напряженная тишина, изредка вспугиваемая выстрелами желтых осветительных ракет. Задачу группы несколько облегчала завеса тумана, плотно стлавшаяся по земле.
— Все готово, товарищ капитан! — подойдя к Седых, отрапортовал старшина Ишимбаев. — У каждого по два запасных диска и три лимонки.
— Канат проверил?
— Так точно. Ремни связаны железно. Танкетку выдержат.
Через четверть часа группа выступила. Чтобы не разбрестись в тумане, шли цепочкой, держась за самодельный канат, сделанный из вожжей и кожаных поясных ремней. Южная ночь коротка. Группа спешила. Наконец, и каменный тупик. Над бойцами нависла черная громадина, на первый взгляд, совершенно отвесной скалы.
— Здесь есть альпинисты, — сказал капитан. — Кто пойдет первым и выполнит самую трудную и почетную задачу?
Две фигуры выступили из тумана.
— Фамилии?
— Лейтенант Томилов.
— Колокольцев Валерий… рядовой.
— Пойдешь ты, — капитан с удовольствием рассматривал небольшую, но кряжистую фигуру земляка-уральца.
Когда тот обвязался веревкой и уже хотел начать подъем, Седых тронул его за плечо.
— От тебя сейчас зависит, жить или нет твоим товарищам. Поэтому считаю вправе потребовать от тебя клятву. Может, и жестокую. Если, не дай Бог, сорвешься, ты не издашь ни звука… Обещаешь? В этом случае, если немцы и услышат что, примут за камнепад. Благо, здесь это не редкость. Коли не уверен в себе — оставайся.
— В себе уверен. Буду молчать, — тихим, но твердым голосом сказал лейтенант и шагнул к скале.
Начался подъем. Прошло десять томительных минут ожидания. Канат, лежавший кольцами
— Твой черед, — повернулся Седых к Колокольцеву.
Того бил озноб.
— Отставить! — сдерживая досаду, отвернулся капитан. — Пойду я.
— Нет! — Валерий сумел справиться с собой. — Второй разряд у меня. Клянусь подняться или умереть молча.
«Молодец!» — мысленно похвалил капитан и помог Колокольцеву закрепить на поясе канат.
Рядовому повезло еще меньше, чем лейтенанту. Не прошло и пяти минут, как он, оступившись, сорвался вниз. Клятву выполнил — умер молча.
Подойдя к телу, Седых заметил, что во рту Колокольцева что-то белеет. Это оказался платок, использованный погибшим, как кляп. Капитан спрятал находку, решив, что такое не обязательно видеть бойцам.
— Сейчас иду я. Если что — за меня останется старшина Ишимбаев. Труп Колокольцева завалить камнями.
Начался самый трудный в его жизни подъем без страховки. Казалось, прошли часы, когда, еще не веря, оказался на вершине. Очень помог неожиданно налетевший упругий ветер, прижимавший его к скале.
После минуты отдыха Седых укрепил канат за глыбу, указательным пальцем торчавшую на вершине.
Вся группа благополучно поднялась на небольшое плато скалы — семь метров в поперечнике. Вновь обвязавшись, капитан начал спуск. Сейчас это казалось детской забавой. Удерживаемая натянутой, веревка не даст сорваться. И, как бы в наказание за самоуверенность, Седых услышал, как с треском рвется ремень, за который он держался. Попытался перехватить выше, но было уже поздно, и капитан, до боли сжав зубы, чтобы держать рвавшийся из горла звериный крик, полетел в пустоту в тот момент, когда думал, что самое опасное уже позади.
…Очнулся он от приторно-сладкого запаха горелого мяса. Солнце уже полностью вышло из-за горизонта. Оглядевшись, Седых понял, что при падении откатился метров на двадцать от основания скалы, что и спасло его, самортизировав удар.
Всюду валялись трупы немецких десантников. По земле, скапливаясь в низинках, стлался голубоватый туман, смешанный с едким толовым дымом.
Седых посмотрел в ту сторону, где вчера размещался его полк. Никого. Только из-за дальнего леса медленно выползал какой-то темный поток. Капитан понял, что это идут «чернорубашечники» из «Эдельвейс». Впереди них ревели три «Пантеры» со свастикой на грязно-желтых квадратных башнях.
Попробовав встать, капитан ощутил резкую боль в ступнях. Едва не потерял сознание. Ноги в яловых сапогах сильно распухли и были как чужие.
«Вот теперь кранты тебе, капитан, — с удивившим его самого безразличием подумал Седых. — Но ничего. Всегда есть средство… Живым не дамся».
Он расстегнул кобуру и вынул свой тяжелый командирский «ТТ». Сразу почувствовал себя бодрее: пистолет был в порядке.
Обернувшись на близкий шум, вдруг увидел огромную лохматую собаку, выскочившую из-за скалы и с заливистым лаем мчавшуюся к нему. За серой зверюгой, уцепившись за поводок, бежал чернявый пацан лет четырнадцати.