Смута в Московском государстве
Шрифт:
3-го июня московские жители написали Димитрию повинную грамоту, умоляя о прощении и милости и обещая сдаться. Они писали, чтоб он с Богом шел к ним, все его враги уничтожены, кроме молодого Федора Борисовича, его матери и сестры, которые еще живы, но содержатся под такими замками, что ему нечего их опасаться. Димитрий был еще в Серпухове, в 18 милях от Москвы, и оттуда ответил им, что не приедет прежде, чем будут уничтожены те, кто его предал, все до единого, и раз уж большинство из них уничтожено, то пусть уберут с дороги также и молодого Федора Борисовича с матерью, тогда только он приедет и будет им милостивым государем.
Это письмо было получено в Москве 10 июня. Тогда же оно было оглашено, и вскоре молодой царь Федор и его мать были убиты в своих покоях. Дочь, которую достохваль-ный государь герцог Иоганн Датский получил бы в жены (если
Как только Димитрию были доставлены достоверные сведения, что с его врагами покончено вчистую, он двинулся 16 июня 1605 года из Серпухова со всем войском и встал лагерем на лугу в одной миле пути от Москвы. Там он стоял три дня, испытывая московское население, прежде чем вступить в город, и после того, как он убедился, что оно благонамеренно,— раз они покорились ему, радовались его благополучному прибытию и поднесли ему множество ценных подарков из золота, серебра, драгоценных каменьев и жемчуга, а кроме того, поднесли, помимо хлеба и соли, и всякие напитки (что по русскому обычаю является важнейшим и высочайшим знаком уважения),— то он решил довериться им, согласился забыть и никогда не вспоминать все, что было прежде содеяно против него, а также быть им не государем, а отцом и всегда хотеть и искать лучшего для любезных своих подданных.
20 июня московские бояре принесли своему новому царю красивые, пышные и дорогие одежды из парчи, бархата и шелка, вышитые драгоценными каменьями и жемчугом, и попросили, чтобы он вступил в город, принял с божьего благословения отцовское наследие (вернуть которое милосердный Бог помог ему столь быстрым и чудесным образом) и счастливо, мирно и благополучно царствовал. Ведь все хорошо улажено и устроено, и ему нечего больше опасаться, а также нет причин печалиться, так пусть он веселится и радуется, ибо всех тех, кто хотел его пожрать, уже нет, и они не смогут загрызть его.
В этот день пришли к нему все немцы, подали ему на лугу челобитную с просьбой не гневаться на них, если они причинили какое-либо зло его величеству и его войску под Добрыничами. В то время этого требовала их присяга и честь, ибо они были людьми подневольными, служили своему тогдашнему государю господину Борису, клялись ему великой клятвой преданно стоять за него и не могли поступить против этого, не замарав своей совести. Но как они верою и правдою служили Борису, так они будут служить и ему.
Димитрий позвал к себе их начальников (большинство которых думало, что он очень будет на них гневаться), был с ними очень приветлив, хвалил за стойкость и преданность и за то, что они под Добрыничами основательно потеснили его и обратили в бегство, причем почти все его люди полегли на снегу, и за то, что и под Кромами они точно так же не сдались ему, как это сделали тысячи московитов, а остались верны Борису, своему тогдашнему государю, и т. д.; и сказал он им также, что если они будут служить ему даже и не лучше, чем они служили его врагу, то и тогда он им будет больше доверять, чем своим московитам, спросил, кто из них был знаменосцем, а когда тот к нему подошел, он погладил его по голове и сказал: «Ты немало напугал меня своим знаменем. Вы, немцы, подошли ко мне так близко, что царский конь (который приведен сюда, но еще не выздоровел) был очень тяжко ранен подо мной, но все же вынес меня из сражения. Если бы вы меня захватили, вы убили бы меня». Они ответили с почтительным
Все было готово для въезда. Димитрий приказал знатнейшим князьями и боярам ехать справа и слева от себя, перед ним и за ним ехало на конях около 40 человек, и каждый из них был одет с такой же пышностью, как и сам царь. Своих фурьеров он выслал со всеми русскими вперед проследить, все ли в порядке и нет ли какой тайной пакости и т. п. Беспрестанно туда и сюда отправлял гонцов.
Перед царем ехало на конях множество польских ратников в полном вооружении, в каждом звене по 20 человек, с трубами и литаврами. За царем и боярами тоже ехало столько же отрядов польских всадников, в том боевом порядке и с такой же веселой музыкой, как и передние. Весь день, пока длился въезд, в Кремле звонили во все колокола, и во всем было такое великолепие, что на их лад лучше быть и не могло.
В тот день можно было видеть тысячи людей, многих отважных героев, большую пышность и роскошь. Длинные широкие улицы были так полны народу, что ни клочка земли не видать было. Крыши домов, а также колоколен и торговых рядов были так полны людьми, что издали казалось, что это роятся пчелы. Без числа было людей, вышедших поглазеть, на всех улицах и переулках, по которым проезжал Димитрий. Московиты падали перед ним ниц и говорили: «Дай господи, государь, тебе здоровья! Тот, кто сохранил тебя чудесным образом, да сохранит тебя и далее на всех твоих путях!», «Ты — правда солнышко, воссиявшее на Руси». Димитрий отвечал: «Дай Бог здоровья также и моему народу, встаньте и молите за меня господа».
Как только Димитрий въехал по наплавному мосту, проложенному через Москву-реку, в Водяные ворота, поднялся сильный вихрь, и, хотя в остальном стояла хорошая, ясная погода, ветер так сильно погнал песок и пыль на народ, что невозможно было открыть глаза. Русские очень испугались, стали, по их обычаю, осенять лицо и грудь крестом, восклицая: «Помилуй нас Бог, помилуй нас Бог!», «Боже, спаси нас от несчастья!»
Когда въезд закончился, каждый был водворен на свое место и все сделано, как положено, вышел из Кремля господин Богдан Вельский с несколькими князьями, боярами и дьяками на Лобное место, около которого собрались все жители города, а также дворяне и недворяне из сельских местностей. Он призвал всех собравшихся возблагодарить Бога за этого государя и служить ему верою, так как он прирожденный наследник и сын Ивана Васильевича, затем вытащил из-за пазухи свой литой крест с изображением Николая, приложился к нему и поклялся, что Димитрий прирожденный наследник и сын Ивана Васильевича; он, Вельский, укрывал его на своей груди до сего дня, а теперь снова возвращает им, и пусть они любят его, почитают и уважают. И весь народ ответил: «Сохрани, Господи, нашего царя! Дай Бог ему здоровья! Сокруши, Господи, всех его врагов!» Это пожелание исполнилось впоследствии, после смерти Димитрия, обернувшись ужасным образом против них самих.
29 июня, в субботу, Димитрий короновался в церкви св. Марии согласно русским обычаям и церемониям, о каковых можно прочесть выше, где говорится о коронации Бориса.
После Дня посещения девы Марии Димитрий приказал привезти с большими почестями с несколькими тысячами конных провожатых свою мать обратно в Москву из Троице-Сергиевского монастыря (куда царь Борис сослал ее, приказав постричь в монахини). Димитрий сам выехал на свидание с ней, и они встретили друг друга очень приветливо и радостно. Старая царица сумела отлично приладиться к этой комедии, хотя в душе ей было хорошо — и лучше, чем тысячам других людей,— известно совсем иное, ведь благодаря этому сыну она вновь возвращалась к прежнему высокому положению и царскому сану. Соскочив с коня, царь довольно долго шел пешком рядом с ее каретой, и это зрелище исторгло слезы из глаз многих людей из простой черни, плакавших оттого, что столь чудесны дела господни среди людей. Затем царь снова вскочил на коня, поехал со своими князьями и боярами вперед и сам распорядился обо всем в монастыре, где собиралась поселиться его мать. В Кремле у Иерусалимских ворот, против Кирилловского монастыря, он приказал выстроить новые красивые палаты и назвал их монастырем своей матери. Он содержал ее так, что между его и ее столом не было никакой разницы. Посещал он ее ежедневно и столько выказывал ласки и почтения, что, говорят, тысячи людей клятвенно заверяли, что он действительно ее родной сын.