Смута
Шрифт:
Вот и Анисим вторил такому шаткому убеждению.
– Ищут измену кромешники, – говорил он, тряся жидкой бороденкой, заглядывая в глаза Григорию, как заглядывает птенец в клюв своей матери, ожидая прокорма. – Сказывают, кто-то имел отношения с Сигизмундом Августом, леший его раздери!
– Да не может такого быть! – возмутился Григорий. – Не поверю я!
Сам того не заметив, купец вдруг начал говорить словами своей жены. Уж больно невероятным казалось все происходящее.
– Ты не поверишь – царевы слуги поверят, – убежденно возразил
– Авось пронесет!
Григорий знал, что вроде Малюта ранен. Но о том, что рассказал ему Лактион, – промолчал. Если Анисим узнает больше того, что знают сейчас все новгородцы, это может обернуться еще большей бедой. Григорий не хотел рисковать. Русский народ терпелив. И каждый надеялся, что несчастье обойдет его стороной. Была мысль: найдут изменников. А остальные в живых останутся.
– Дай-то бог!
Но не пронесло.
Уже на следующий день, к вечеру, узнал Григорий, что Анисим исчез. Что, как? Никто ничего не знал. Во всяком случае, ходил слух, что он пропал и больше не появлялся. А именно так и происходило со всеми, кого выбирали царские палачи. Опричники опечатывали дома знатных новгородцев.
«Неужто и мой черед настал?» – подумал Григорий, перекрестившись.
В этом бедламе нельзя было угадать, кого коснется безумие, а кого милует.
Утром на тихой улочке, где лежали сугробы грязного снега, объявился всадник в красном кафтане. Сбоку его седла были приторочены метла и собачья голова. Этот знак царских опричников означал для каждого свое.
Для царя и его доверенных лиц – это был знак преданности. Для других же знак смерти.
Кто-то увидел его издалека и скрылся из глаз. Все дворы вокруг будто вымерли.
Увидел его и Григорий.
Несмотря на просьбы жены, вышел он из дома поглядеть на город, в котором, ожидая своего часа, затаилась смерть. И хмурое небо, с утра сыпавшее мелким снежком, казалось предвестником чего-то ужасного, необъяснимого по человеческим меркам.
И вот он, всадник. Было в его позе что-то выжидающее. То ли он размышлял, осадив коня, то ли ждал кого. Григорий внимательно наблюдал за ним. Но вскоре все разрешилось.
К всаднику присоединилось еще пятеро, все вооружены. Григорий следил за ними, боясь оторвать взор.
Стрельцы шли по улице, миновали один двор, второй. Ближе, ближе…
Тут Григорий опомнился. Феня! Ее спасать надо!
Он быстро пошел к своему двору, но вдруг услышал окрик:
– Эй, стой!
Григорий обернулся. Всадник, направив коня рысью, догнал его. Нахмурившись, оглядел прохожего человека, словно что-то прикидывая в уме.
– Где тут дом купца Лебедева?
– А зачем он нужен?
– Ты, холоп, говори, что спрашивают! – крикнул всадник, замахнувшись плеткой. – Не то – гляди!
– Да какой я тебе холоп, пес безродный? – взъярился Григорий, хватая коня под уздцы.
Собачья голова, висевшая на конском боку, выглядела устрашающе.
В
– Так ты, изменщик, сейчас поплатишься!
Всадник было выхватил саблю, но тут же, чувствуя, как сильная рука вывернула его ногу в стремени, сковырнулся из седла в сугроб. Он, осыпанный, как мукой, снежной грязью, запоздало глянул на своих пеших товарищей, которые бегом спешили ему на помощь.
Сильный удар снова опрокинул его в снег. Григорий вырвал из его руки саблю и одним взмахом, как истинный боец, разрубил ему лоб надвое.
Кровь забрызгала снег, каплями упав на сапоги Григория.
Отставшие пятеро уже были на подходе. Все они были вооружены саблями, только у одного в руках был бердыш.
Григорий оглядел снаряжение убитого им кромешника. Так и есть. За поясом у того был пистоль.
«Заряжен ли?» – подумал купец.
Но медлить было поздно. Он вытащил пистоль и направил на окружавших его людей.
– Эй ты, шелудивая труха! – крикнул один из них, тот, что нес бердыш. – Ты знаешь, что тебя ждет за убийство царского человека?
Они стояли с какой-то откровенной безучастностью, презрительно глядя на него, будто не верили, что он сможет оказать им сопротивление. Слишком много людей было убито несколько недель тому назад в Твери, и большинство умирало в беспредельной покорности. Новгородцы пока не сознавали надвигавшейся на них смертельной опасности. Поэтому стрельцы привыкли, что никто ничего не спрашивает, все согласны и ждут. Когда они опечатывали дома по заранее приготовленному списку, хозяева в большинстве своем молчали. С царскими людьми не поспоришь. Было известно только, что ищут изменников.
Напряжение возрастало.
Стрельцы привыкли, что их появление вызывает смятение и ужас. Они просто шли и делали все, что хотели. И вот неизвестный прохожий убил главного в их маленьком отряде, коих были десятки, рассыпавшиеся по всему Новгороду.
– Вот не ждал, да ты сам напросился.
Купец прицелился в него и выстрелил.
Стрелец пошатнулся, раненный в грудь, и присел, выронив бердыш.
– Умираю, братцы…
Стрельцы бросились на Григория. Схватка была жестокой, но короткой. Купец был силен, но в ратном деле стрельцы были куда ловчее. К тому же их было больше. Вскоре Григорий упал, исколотый в нескольких местах, проклиная царя. Последней была мысль о жене.
– Слышал, как он о царе-то? – один из стрельцов, самый молодой, повернулся к остальным.
– Молчи ты, Трифон, – грубо оборвал его другой стрелец, кряжистый, плечистый, вытирая клинок о снег.
Этот стрелец, опытный ветеран многих сражений, по сути, и срубил купца.
– А Ефрем-то, честное слово, не ожидал, как он сгибнет, – сказал третий стрелец, глядя на убитого всадника.
– Промашку дал.
– Не думай про того плохо, пока самого не укусит блоха! Новгородцы озлобились, братцы, теперь каждый будет кидаться.