Смягчающие обстоятельства
Шрифт:
— Тут нет рецептов. Я тебе так скажу: надо веру в себя иметь, к душе прислушиваться, не спешить под других подстраиваться, так проще всего, но опасно — раз, два, три — и ты уже не ты. А когда произошло превращение — и сам не заметил.
Старик встал, стремительно прошелся по комнате, развернулся на каблуках.
— Да и не сразу оно происходит — превращението. Не бывает, чтобы заснул честным человеком, а проснулся преступником. Нет, последний шаг всегда подготовлен предыдущим. А знаешь, какой самый опасный? Первый шажочек…
— Работник уголовного розыска любой разговор к преступлению сводит, — улыбнулся
— Ничего! — Элефантов тряхнул головой и встал. — Все имеет свое начало, и все имеет свой конец. Я пошел.
— Ты не думаешь, что он как-то причастен к этому твоему выстрелу? — спросил Старик, когда они с Крыловым остались вдвоем.
— А почему я должен так думать?
— Мечется он что-то, мучается. Чувствуется — изменился за последнее время сильно. В чем причина?
— Работа не ладится. В один миг все, чего достиг со своими биологическими полями, могут объявить шарлатанством: завистников и недоброжелателей полно. Жена ушла к тому же! Причина?
— Может быть, может быть… А оружия у него нет?
— Вы что, действительно подозреваете…
— Не знаю, но сдается, что он прикасается каким-то боком к этой истории. Парень самолюбивый, в себе, видно, не очень уверенный, такие могут самые неожиданные штуки выкидывать. Чтобы доказать нечто окружающим, а чаще — себе. Так что проверь хорошенько все, что с ним связано. А я при очередной встрече присмотрюсь к нему хорошенько, прощупаю. Чувствую: там что-то есть!
Старику не суждено было больше встретиться с Элефантовым, потому что вскоре одному из них предстояло погибнуть.
— При очередной встрече — обязательно! Специально зайду в институт.
Когда у него появлялась версия. Старик загорался и шел до конца.
— И знаешь, он тоже почувствовал мой настрой. Готов спорить, что сейчас он думает как раз об этом!
Старик почти угадал.
Элефантов шел по вечерним улицам и думал, что хорошо бы встретить Крылова и Старика несколько лет назад. И хотя тогда их пути не могли пересечься, ему было приятно представлять такую возможность. Эти люди — твердые, цельные, будто высеченные из гранитной глыбы — пробуждали желание походить на них хоть в малой степени, хоть чуть-чуть…
И память Элефантова погрузилась в прошлое, когда он впервые заглянул в кривое зеркало и сделал первый шаг к происшедшему с ним превращению.
Глава двенадцатая
МАРИЯ
Когда организовывался Научно-исследовательский институт проблем передачи информации, Элефантова пригласили туда, и он охотно согласился: заниматься разработками, не вполне совпадающими с планами НИИ средств автоматики и связи, становилось все труднее, тем более что Кабаргин ставил палки в колеса при каждом удобном случае.
К этому времени его первое детище, бесконтактный энцефалограф, демонстрировался на ВДНХ, где удостоился серебряной медали за оригинальность конструкторского решения сложной технической проблемы. Элефантов получил авторское свидетельство на изобретение и 800 рублей премии.
Минздрав заинтересовался новым прибором, разрабатывалась документация для запуска его в серию, и товарищи шутили, что сумм вознаграждения Элефантову
— Ничего, — отвечал Элефантов. — Главное — вовремя посеять, а всходы появятся раньше или позже. К тому же — не в деньгах счастье!
Он действительно так считал, хотя и говорил с оттенком иронии: на новом месте оклад вопреки обещаниям увеличился только на десять рублей. Но Элефантов был доволен — работа приносила удовлетворение и видимые результаты: одна за другой выходили публикации, его имя стало довольно известным в кругах специалистов.
И он продолжал сеять. Теория экстрасенсорной передачи информации, которую он рассчитывал создать, должна была стать делом всей жизни, а пока следовало собрать эмпирический материал — результаты опытов, экспериментов, наблюдений.
Директор НИИ ППИ профессор Быстров разрешил Элефантову заниматься экспериментированием вне плана, но заверил, что добьется для него отдела специально по этой тематике. Прошло два с половиной года, отдел так и не был создан, положение Элефантова оставалось неопределенным.
Личная жизнь текла размеренно и спокойно, летом они всей семьей ездили на море, по воскресеньям уходили в кино, зоопарк, иногда выбирались за город. Привычный, устоявшийся уклад.
Про Нежинскую Элефантов почти не вспоминал. Но однажды, случайно узнав от кого-то, что Марии предстоит удалять хронический аппендицит, заволновался, поехал к ней, долго разговаривал и, стараясь как-то поддержать, ободрить и успокоить, подбирал самые убедительные, неизбитые слова. Беспокоился он и в день операции, и в последующие дни, часто звонил, справляясь о ходе выздоровления. Неожиданно для самого себя он обнаружил, что Мария дорога ему, а проанализировав свои чувства, понял: в этой женщине есть какая-то изюминка, которая влекла его раньше и не меньше влечет теперь.
Через полгода, встретившись с Нежинской на улице, Элефантов услышал, что в НИИСАиС закончилась хоздоговорная тема, предстоит большое сокращение штатов и она подыскивает новое место. В их лаборатории как раз открылась вакансия, так они снова стали работать вместе.
Мария заметно изменилась за прошедшие годы. У нее появилось много модных дорогих вещей, со вкусом подобранных и максимально подчеркивающих достоинства фигуры. Шатенка, она перекрасилась в брюнетку, небрежно собранную на затылке косичку сменила продуманная стрижка, которая очень ей шла. Она стала больше следить за собой, чаще смотрелась в зеркальце, тщательно поддерживая незаметные штрихи умело используемой косметики.
Из серенькой неприметной девчонки с чарующими глазами она превратилась в броскую, яркую, красивую женщину. Соответственно изменилось и поведение. Окружающие мужчины наперебой предлагали свои услуги, и Мария охотно позволяла подавать ей пальто, мыть чайную посуду, выполнять мелкие поручения. Она привыкла ограничиваться указаниями, и теперь казалось совершенно невероятным, что когда-то она сама карабкалась на подоконник и закрывала фрамугу.
Особое усердие в оказании Нежинской всевозможных услуг проявлял Валя Спиридонов — холостяк, среднего роста, с большой плешью и несколько одутловатым лицом. Работал он недавно и с первого взгляда Марии не понравился.