Смятение сердца
Шрифт:
— И твоя тоже, — перебила сестра. — Вспомни, ты махнула рукой на свою безупречную репутацию, и именно я стала причиной этого.
— Подумаешь, репутация! — отмахнулась Сэйбл, которой очень не понравилось быть возведенной на пьедестал. — Есть занятия гораздо более увлекательные, чем поддерживать репутацию в безупречном состоянии. К. тому же женщины с подпорченной репутацией всегда интереснее.
— Что я слышу? — ахнула Лэйн, не веря, что эти слова произносит ее некогда такая чопорная сестрица. — И кто же успел подпортить твою репутацию? Неужели некий прославленный в прошлом разведчик?
— Ты
— Так вы и вправду любовники. Я уже слышала о том, что вы провели ночь в одной комнате в гостинице. Мейтланд наябедничал об этом отцу. Подробностей он, конечно, не знал, но, думаю, добавил кое-что от себя.
— Мейтланд злится, потому что остался в дураках. — Сэйбл бросила лукавый взгляд из-под шапки пены. — Хан-тер обвел его вокруг пальца, как какого-нибудь новобранца!
— А… он сделал тебе предложение?
— Нет, но я и так знаю, что он любит меня, — безмятежно ответила та, сдувая с пальцев пузыри мыльной пены. — Сейчас не время думать о предложении руки и сердца. Хантер заперт в тюремной камере под глупейшим предлогом. Ничего, я его оттуда вытащу!
И откуда только в ней вся эта уверенность, невольно подумала Лэйн. Вслух же она спросила:
— Ты снова хочешь в одиночку сражаться с целой армией?
— Одно сражение я уже выиграла, не забывай об этом. Кроме того, я не одна. Несколько месяцев подряд я работала в паре с Хантером. Такая школа дорогого стоит.
Дверь распахнулась, и Мелани ворвалась в комнату с кувшином воды. У нее был до того деловой вид, что Сэйбл заподозрила экономку в подслушивании.
— Я знала, что ты сумеешь спасти моего сына, — сказала Лэйн, когда поток чистой воды полился на намыленную голову Сэйбл.
Та ответила не сразу. Не спеша выкрутив чистые волосы, она долго задумчиво смотрела в пространство. Потом сказала резко:
— Дьявольщина! Я только помогала сделать это!
— Боженька ж ты мой! — захихикала Мелани, получая неописуемое наслаждение от нового облика бывшей воспитанницы. — Хорошо бы, ежели б этот мистер Мак-Кракен обучил тебя чему другому, кроме как чертыхаться!
— Он и обучил, — дерзко заявила Сэйбл, невольно заливаясь малиновым румянцем. — Он сказал, что я — превосходная ученица.
Лэйн засмеялась. Экономка вспомнила наконец о приличиях и послала обеим неодобрительный взгляд.
— Ай-яй-яй! — запричитала она, грозя пальцем Сэйбл. — Что сталось с нашей кроткой голубкой? Виданное ли дело говорить такое! А все этот тип! Да и папаша твой тоже хорош, если бы не он да не мисс Лэйн, сидела б ты дома.
Наконец она выдохлась и умолкла. Все еще улыбаясь, Сэйбл насухо вытерлась полотенцем и надела платье из голубого батиста. Корсет и нижние юбки она предпочла отложить: для ее привыкшего к свободе тела это было бы уж слишком. Ощущение тонкой ткани на теле пришлось ей более чем по вкусу, однако пышный подол затруднял движения и казался чем-то совершенно инородным. Расчесываясь перед зеркалом, Сэйбл то и дело цеплялась гребнем за кружева у локтей. Все это было так неудобно после рубахи и брюк!
Она убедилась, что от краски не осталось и следа, но
Строго-настрого наказав сестре не предпринимать ничего опрометчивого, Сэйбл решительно вышла из комнаты. В туфельках ноги двигались более плавно и грациозно, но она знала теперь, что выглядеть настоящей леди и быть настоящей женщиной — вещи разные.
Глава 39
Цепи, которыми были скованы лодыжки Хантера, волочились по полу камеры, издавая мерзкий клацающий звук.
Камешек захрустел и рассыпался под сапогом. Хантер приостановился, посмотрел под ноги — и принялся снова считать шаги. Неясные воспоминания теснились очень близко, но он не поддавался, стараясь думать о Сэйбл: о нежном овале ее лица, о легкой россыпи веснушек на носу, которые она пыталась оттереть мылом, когда он неосторожно заметил, что они ей очень идут.
Хантер сунул руки глубоко в карманы и продолжал ходить взад-вперед по камере, чувствуя без оружия себя голым и уязвимым. Луч света, прочертивший по полу дорожку, то исчезал, то вновь возвращался в такт шагам Хантера. Его мелькание вызывало в памяти лукавые искорки в глазах Сэйбл — безошибочный признак того, что она готовилась поддеть его. Проклятие, он почти мог чувствовать под ладонями и губами шелк ее кожи, ее губы, ее тело, голое, теплое и покорное, прижимающееся к нему с удивительным пылом!
Хантер остановился, огляделся и вздрогнул. Потом отер внезапно повлажневший лоб ладонью и выругался длинно и зло.
На этот раз он не в тюрьме конфедератов. За дверью не стоит с ключами наготове тюремщик-извращенец. А здесь, в камере, не висит на собственных цепях коленопреклоненное тело молоденького лейтенанта. Кругом тихо — ни просьб о милосердии, ни стонов отчаяния. Почему же тогда он весь в поту и тяжело дышит? Это нелепо в конце концов!
Тяжело опустившись на пол, Хантер привалился спиной к бревенчатой стене камеры, вытянув одну ногу и уперев локоть в согнутое колено другой.
Он прекрасно знал (более того, он ощущал), что находится не в тюрьме конфедератов. Не только это, но и все остальное было на этот раз иначе. Теперь он мог думать о прошлом без постоянного чувства вины и стыда и был почти уверен, что этот непомерный груз навсегда упал с его души. Он выздоравливал медленно, месяцами, но теперь этот процесс подошел к концу. Он стал духовно более зрелым. И все это было заслугой Сэйбл.
Хантер запрокинул голову и сделал медленный, очень долгий выдох. На несколько минут он полностью очистил свое сознание и сидел так, не двигаясь, ничего не видя вокруг и тем самым как бы отдавая себя во власть демонов, если они все еще продолжали таиться поблизости. Он ждал первого прикосновения вины. Он бросал вызов прошлому унижению, предлагая явиться и захватить его. Он ждал появления непреодолимой потребности в спиртном.