Смысл зла
Шрифт:
— Разве? Прощу прощения.
— Вы всех людей должны знать…
— Я знаю. Я ведь уже извинился. Что вы здесь делаете?
— Просто следую за предчувствием. Я уверена, что все вы это видели, но мне это покоя не дает, поэтому… я здесь.
— Вам действительно не следовало выходить одной.
— Знаю, знаю. Но я же не блондинка. И терпеть не могу, когда мне что-то докучает. Поэтому мне кажется, риск того стоит.
— И все ради сюжета?
— Ну, — смущенно призналась Черил. — частично из-за этого, конечно. Из-за сюжета. И может быть, чтобы остановить его. Я о том, что было бы так
— Вы на самом деле верите, что ваша интуиция могла бы это сделать?
— Никогда не знаешь наперед. Мне могло бы и повезти.
— Или не повезти.
— Что вы…
— Не блондинка. Но такая же шумная, как и они. И ты расскажешь. Я и правда не могу этого допустить.
Черил увидела нож, но к тому времени, когда понимание происходящего дошло до ее сознания, было уже слишком поздно кричать.
Слишком поздно, чтобы вообще что-то делать.
Пятница, 23.30
Только время от времени, всякий раз, когда ее день был чрезвычайно напряженным, Мэллори бывала такой дикой в постели, что Алану приходилось отдавать все, что он имел, чтобы соответствовать ей.
Ночь пятницы выдалась именно из таких.
Она удерживала его своими руками, ногами, своим телом, словно он мог сбежать от нее. Подушки были сброшены с кровати, а простыни запутались вокруг них, и все же они извивались и перекатывались, и цеплялись друг за друга. Наконец они пришли к финишу, Мэллори сверху, яростно скачет на нем, одна рука на его груди, другой она опирается на его ногу, ее чресла вбиваются в его в жестком, голодном, ритмичном танце.
Он держал ее за бедра, поднимаясь ей навстречу, его взгляд застыл на великолепии ее лица, напряженного от примитивной нужды, ее глаза потемнели, ее гибкое, сильное тело сияло жизнью и напряжением.
Когда она, наконец, содрогаясь, с криком достигла оргазма, он освободился почти в тот же миг, чувствуя, как конвульсивно сокращаются ее внутренние мышцы, выжимая его досуха.
Обычно, в этот момент Мэллори скатывалась с него, чтобы прилечь рядом, не важно как ненадолго, но на этот раз он сам удержал и переместил их тела, так что они лежали на боку лицом друг к другу. Он продолжал обнимать ее.
— Хорошо, — прошептала она, расслабившись, по крайней мере, на мгновение. — Это было… хорошо.
Обессилевший, Алан тем не менее сознательно пытался управлять моментом, он мягкими движениями ласкал ее спину, наслаждаясь ощущением ее теплого дыхания возле своей шеи.
— Больше чем хорошо, — теперь он лучше знал, когда комментировать ее страсть, зная по опыту, что это только вынудит ее отстраниться и начать извиняться за то, что ей пора уходить.
Он никогда не выяснял, было ли дело в интимности самого акта, которая беспокоила Мэллори, когда она позволяла себе об этом думать, или в напоминании о нем, или все дело в ее собственной нехватке контроля, тревожащей ее. В обоих случаях, он вел себя осторожно, чтобы ненароком не нажать на эту конкретную кнопку.
Он научился.
— Длинный день, — пробормотал в конце концов он, намеренно заставляя свой голос звучать так же легко и мягко, как двигались
— Очень долгий, — отозвалась она немного сонно. Она пошевелилась рядом с ним, придвинулась еще ближе и вздохнула. — А завтра будет еще длиннее. Боже, как я устала.
Он ничего не ответил, но продолжил нежно гладить ее спину, даже после того как понял, что она заснула. Он прижимал ее к себе и ласкал ее теплую, шелковистую кожу и чувствовал, как бьется ее сердце напротив его. И этого было достаточно. Пока.
Перед рассветом его разбудила гроза, а Мэллори уже не было.
Она даже записку на гребаной подушке не оставила.
глава 7
Суббота, 14 июня, 6:30 утра
ОН ПРОСНУЛСЯ С КРОВЬЮ НА РУКАХ.
Жидкой кровью.
Свежей кровью.
Её резкий металлический запах висел в комнате плотным облаком, и он давился от тошноты, когда, выбравшись из кровати, побрёл в ванную. Он не потрудился включить свет, хотя в ванной был полумрак, просто повернул краны и нащупал мыло, отмывая ладони в горячей, насколько хватало сил вытерпеть, воде, намыливая снова и снова.
Вода, сначала ярко-красная, затем цвета ржавчины, кружилась водоворотом вокруг стока, и медленно, очень медленно, цвет постепенно исчезал. Как и запах.
Когда вода стала стекать чистой, и больше нельзя было унюхать запах крови, он закрыл краны. И долго стоял там, упершись руками в раковину, уставившись на своё тёмное отражение. Наконец, он вернулся в спальню и сел на краю смятой постели, глядя в никуда.
Снова.
Это случилось снова.
Он всё ещё чувствовал запах крови, хотя на простынях не было никаких следов. Их не бывало и раньше. Никогда не было, ни на чём, чего он касался.
Только на его руках.
Он наклонился вперёд, уперев локти в колени, и уставился на свои руки. Сильные руки. Чистые руки. Сейчас чистые.
Никакой крови. Сейчас никакой.
— Что я натворил? — прошептал он. — О, боже, что я натворил?
Тревис Кич широко зевнул, усевшись в кровати, и сильно растёр лицо обеими руками.
— Боже. Уже восемь.
— Рассвет, — сонно проговорила Алисса Тейлор. — К тому же сегодня суббота, поэтому кого это волнует?
— Меня волнует. Должно волновать. Я должен работать. Шеф сказал, что можно приходить попозже, если мы работали допоздна, и именно так и было прошлой ночью, но мы все работаем сверхурочно.
— Полагаю, вам всем приходится работать над расследованием этих убийств.
— Можешь повторить сказанное.
— И, полагаю, у вас есть какие-то ниточки, которые надо отследить.
Её голос по-прежнему звучал сонно, но Тревис посмотрел на неё со снисходительной улыбкой.
— Знаешь, то, что ты убеждена, что я деревенщина с соломой в волосах, ещё не означает, что ты права.
— Не понимаю, о чём ты говоришь — произнесла она уже менее сонно и потянулась, как изящная кошка. Её поза давала ему возможность оценить красивую кожу, уже покрытую лёгким летним загаром, который действительно выгодно оттенял её блестящие тёмные волосы и светлые глаза.