Смысл зла
Шрифт:
И со вкусом подобранная коллекция кожаных бюстье, подвязок, чулок, в которой, казалось, находились и те вещи, которые были на Джейми и её партнёрше на снимках.
— Я не специалист, — сказала Холлис, — но мне кажется, что, по крайней мере, некоторые из этих штук предназначены для мужчин.
Рэйф был склонен с ней согласиться.
— Да, пожалуй. И, учитывая это, мне всё больше кажется, что Джейми была госпожой… не дискриминирующей по полу. Возможно, секс с мужчинами и не приносил ей удовольствия, но, похоже, ей нравилось доминировать над ними.
— Мужчины
— Возможно, детонатор, — сказала Изабелл рассеянно.
— Его детонатор? — спросил Рэйф. — Он хотел быть сверху — фигурально выражаясь — но Джейми не собиралась позволять ему этого?
— Возможно, — Изабелл по-прежнему говорила отстранённо. — Особенно, если окажется, что две другие начальные жертвы из прежний серий убийств были необычно сильными женщинами. Доминирующими женщинами. Это может оказаться его детонатором, его пусковой кнопкой. Обнаружить себя увлечённым женщиной, которая для него в буквальном смысле слишком сильная.
— Я подозреваю, что некоторые мужчины просто предпочитают, чтобы их женщины были милы и покорны, — сухо заметила Холлис.
— Сволочи, — сказала Мэллори и вопросительно посмотрела на Рэйфа. — Криминалисты?
— Ага, вызови их, пусть едут сюда, — Рэйф добавил. — Но только Ти Джей и Джастин со своими чемоданчиками, без микроавтобуса. Я бы предпочёл не шуметь об этом, пока есть хоть малейшая надежда сохранить тайну.
— И правильно, — Мэллори достала сотовый.
Рэйф подошёл к Изабелл, его преследовало чувство, что с ней что-то не так. Она больше не прикасалась к матрасу, а стояла, глядя в пространство с тем отстранённым выражением лица, которое уже становилось ему знакомым. Но на этот раз, казалось, она смотрит в такую даль, что ему стало жутковато.
— Как дела? — спросил он.
Она медленно ответила:
— В этой комнате очень много боли.
— Но ты же не испытываешь её сейчас?
— Нет. Нет, я не эмпат. Я чувствую во время видений, но не это. Я просто… Я просто знаю, что в этой комнате очень много боли. Физической. Эмоциональной. Психической, — она подняла обе руки и потёрла шею сзади. Волосы Изабелл были убраны в привычный аккуратный, высоко закреплённый «хвостик», и Рэйф увидел, как она сильно разминает напряжённые мышцы шеи. Но до того, как он успел что-нибудь спросить, она продолжила тем же ровным тоном:
— Джейми была сильной. Очень сильной. Но она провела жизнь, ведя себя как хорошая девочка. Притворяясь такой, какой все хотели её видеть. Прячась в этой раковине. Но эта часть её жизни — здесь она могла командовать. По-настоящему командовать. Здесь она могла быть сама собой и быть уважаемой — требовать уважения — за то, кем она была на самом деле.
Холлис шагнула к ней, хмурясь всё больше:
— Изабелл…
— Здесь она сравнивала счёт. Её партнёры, что мужчины, что женщины, никогда не были её любовниками, никогда не были близки ей
Когда Рэйф понял, что ногти Изабелл буквально впиваются в её собственную кожу, несмотря на перчатки на руках, он, стянув собственные перчатки, схватил её за запястья, не обращая внимания на новую яркую и громкую вспышку, которая была гораздо сильнее, чем любой виденный им до сих пор разряд статического электричества. Он силой опустил её руки, отведя их от шеи.
— Ух ты, — пробормотала Холлис. — Искры — так уж искры.
Рэйф проигнорировал её.
— Изабелл.
Она моргнула, ярко-зелёные глаза всё ещё смотрели в никуда, но, казалось, пытались сфокусироваться на нём.
— Что?
— Прекрати. Сейчас же.
— Я не могу.
— Ты должна. Тебе больно, — он не был уверен, что она понимает, кто он такой. Он подумал, что она смотрит на него, будто он был единственным цветным объектом в чёрно-белой вселенной. Озадаченно и удивлённо.
— Мне всегда больно, — констатировала она. — Какая разница?
— Изабелл…
— Знаешь, здесь случались плохие вещи. Это продолжалось годами. Годами. Но Джейми всегда держала всё под контролем. Должна была. Всегда. По крайней мере, пока…
Она нахмурилась.
— Они продавали здесь страховки, а до этого — нет, после этого — кто-то продавал контрабандное виски почти целый год. Самогон, как ты и говорил. Как странно. И проповедник провёл здесь какое-то время, несколько недель. Только он больше не был проповедником, потому что его поймали в постели с женой дьякона, и это было не в первый раз. Он думал, что Господь оставил его, но это было совсем не так…
Холлис сказала:
— Выведи её. Здесь слишком много секретов. Слишком много боли. Слишком много информации, чтобы она могла сразу разобраться в ней.
Рэйф не стал дожидаться подробных объяснений. Изабелл была бледна. Он чувствовал, что её трясёт, и простой здравый смысл подсказывал, что она на грани обморока. Он вывел её.
Изабелл почти не сопротивлялась, хотя, как только они вышли наружу, она пробормотала почти неслышно:
— Чёрт. Ненавижу, когда так получается.
Он усадил её на пассажирское сиденье своего «джипа», завёл мотор и включил кондиционер, потом порылся в аптечке и вытащил марлевую салфетку.
— Это ещё зачем?
Он разорвал упаковку и, протянув руку, приложил салфетку к основанию её шеи, снова не обратив внимания на сильный удар и искры.
— Оп-па, — сказала она.
— Ты расцарапала себя до крови, — сказал ей Рэйф. — Несмотря на то, что была в перчатках. Боже, это что, часто случается?
Изабелл, чуть хмурясь, опустила взгляд на свои руки и стянула перчатки.
— Э… время от времени. Бишоп всё время повторяет, что мне нужно коротко стричь ногти. Пожалуй, пора прислушаться к его совету. У тебя есть аспирин в бардачке?