Снайпер контрольный не делает

Алтынов Сергей Евгеньевич

Я не верил, что Гор – «черный снайпер». Такое занятие не для его издерганной, надломанной нервной системы. А я СДАЛ его. Сдал фээсбэшникам. И не поморщился.

Все это я как мог изложил полковнику. Тот выслушал меня внимательно, ни разу не перебив. Потом сказал, что я могу действовать по собственному усмотрению. А Шубин пока посидит под домашним арестом. Его будут надежно караулить мощные ребята из спецназа ФСБ. Пока лишь караулить. Но если я не отыщу истинного «черного снайпера», то Гор будет взят под стражу… Аркан там уже побывал.

4

– Бегать,

драться опять надо будет? – спросил Ваня, когда мы подходили к дому, где жил Роки.

– Да, – кивнул я. – Тот артист не подходит. Посмотрим на этого.

Иван, как и большинство профессиональных актеров, давно привык ничему не удивляться.

– В квартиру позвонишь спустя двадцать минут, – несколько изменил я условия игры, когда мы вошли в подъезд. – Твоя задача – скрутить его, прижать к полу, чтобы не дергался.

– Он такой же здоровый, как и тот? – с некоторой опаской спросил Иван.

– Не здоровее тебя, – ответил я.

– Слушай, если не секрет, сколько за съемочный день будут платить? – Иван вдруг не к месту начал сыпать лишними вопросами.

– Тысячу долларов.

– Ты же сказал, что фильм малобюджетный.

– Вот когда ты будешь утвержден, тогда и поговорим, – довольно резко оборвал я любознательного служителя муз. – Жди ровно двадцать минут!

– Так точно, – по-военному отозвался Иван, заранее входя в образ.

Роки слушал очередные шедевры панк-рок-группы «Кафе Равенсбрюк» и встретил меня в прекрасном расположении духа. Его подруга отсутствовала. Из стереоколонок музыкального центра слышалась песня со следующим текстом (стихами ЭТО назвать невозможно при всей моей прошлой юношеской симпатии к Луке Мукомолову):

У нас к интеллигенции особый счет.

Нам станет хорошо, когда из них потечет.

С гнилым либералом крутой разговор.

Он пернуть не успеет, как лязгнет затвор.

И припев был в духе всей песенки, но с сильным элементом плагиата:

Ешь ананасы, рябчиков жуй!

День твой последний приходит, буржуй!

Жри икру с крабами, хавай салат!

День твой последний пришел, демократ!

– День твой последний… – задумчиво произнес я, когда песенка окончилась и кассета стала автоматически перематываться на начало.

– Отчего же последний? – поинтересовался Роки.

Он стоял напротив меня, одетый лишь в обтягивающие тренировочные штаны и черную майку без рукавов. Роки был выше среднего роста, с мощным торсом и гордо посаженной головой. Вполне мог бы позировать ведущим скульпторам Третьего рейха.

– Тебе так нравится Лука? Ты слушаешь его с утра до ночи, – передернул я плечами.

– Мерзкие, тупые песни, – кивнул Роки. – Но мне они нравятся… В них есть энергия. Искренность. Лука верит в то, о чем поет. Даже не поет, а вопит.

– Вот именно, – согласился я.

– Каким ты стал правильным, Алданов! Писательско-киношные гонорары душу отогрели? – вдруг спросил Озеров.

Сейчас Роки был по-настоящему злым. Неужели я так завел его? Или он всегда такой, только маскируется,

успешно изображая здоровую иронию? Роки тем временем вновь включил магнитофон, и зазвучал мукомоловский хит о резиновом ежике. Нет, это была не аранжированная под панк-рок известная песенка на стихи Юнны Мориц. Это было вполне самостоятельное творение Луки о ежике, попавшем в безвыходное положение: он забрался в презерватив, который кто-то бросил в лесу, и никак не мог из него вылезти. Так и ходит несчастный ежик по лесу, шокируя своим видом других животных. Больше всех был почему-то смущен лось.

– Выключи, пожалуйста! – кивнув на магнитофон, произнес я.

– Послушай только вот эту песню.

Песня была в разухабистом стиле русского шансона:

В глубоко порочном мире педерастов и ментов Мочим каждый день в сортире и друзей мы, и врагов.

Всем неймется влезть повыше, все хотят и жрать, и жить, Только нам на все на это положить…

– Какой страшный мир… – произнес я ироничным тоном, когда вопли и дребезжание закончились. – Какое дерьмо! Разве можно так жить, Роки? Слушать все это каждый день. Лука себе на этом делает имя и деньги…

Роки вдруг рассмеялся.

– Тебя ведь задело, Факир? Ну задело, сознайся! Значит, Лука свое дело туго знает!

Обсуждать творчество Луки Мукомолова мне уже было в тягость.

– Что у тебя под курткой, Факир? – вдруг спросил Роки.

Под курткой у меня был пистолет Стечкина. Второй пистолет был в специальной, замаскированной кобуре на ноге. Однако мент и есть мент, ничего не утаишь от него.

– Что ты затеял? – продолжил Роки.

Сейчас главное – не дать себя обезоружить. В рукопашной Роки сильнее меня. Он бывший кикбоксер и специалист по ушу, у него отличная реакция, и он хорошо держит удар… И тут раздался звонок в дверь. Роки застыл. Звонок повторился. Я молчал, мысленно кляня себя, что втравил в это дело Ивана. Роки раскусил меня… Тем временем в дверь начали стучать.

– Вить! Ну ты уснул там, что ли?! – послышался девичий голос.

– Вера, – разведя руками, улыбнулся Роки и отправился открывать.

И тут я сделал совершенно безумный шаг. Не знаю, как мне пришло это в голову, но на то я и Факир, чтобы удивлять, шокировать публику. Иногда противника необходимо поразить, несказанно удивить, чем сломать сценарий его дальнейших продуманных действий… Мне хватило всего четырех секунд, пока Роки разглядывал свою подругу в глазок и открывал дверь. А на пороге он увидел, что Вера не одна.

– Здравствуй, Виктор, – произнес Иван.

– Пех?! – Роки сделал полшага назад.

– Твой друг? – поинтересовалась Вера.

– Армейский друг, – ответил за Роки Иван-Пех.

– О, вот и Коля! – включаясь в действие, прошел в коридор и я. – Где пропадал?

– В морге загорал! – улыбнулся Иван.

– Что стоишь, Витя? – Я вплотную подошел к Озерову. – Приглашай девушку и друзей в комнату.

– Ну, проходите, – только и произнес Роки.

Сам он вошел в комнату вслед за Верой. И первое, что увидел Роки, – это лежащий на скатерти пистолет Стечкина.