Снайпер контрольный не делает
Шрифт:
«Я скоро остановлюсь. А потом уйду сам». Но прежде ОН решил расплатиться по всем долгам. Я обязан опередить его. Хватит уже… Нет Пеха, нет Аркана. Да и я вовремя зеленые блики разглядел. Хотя чувствую, меня ОН валить не хотел. А вот предупредить имел желание.
Номер, который я затеял, был откровенно циничен. Впрочем, режиссеры в большинстве своем циники, зачастую довольно сволочные. Например, работал я ассистентом на картине у одного мэтра. Мэтр тот был знаменит еще в советские годы целой серией картин о молодых современниках и их пламенных делах и свершениях. В девяностые он резко перестроился и стал снимать разоблачительное кино об ужасах сталинщины. Фильмы эти были столь же фальшивы и надуманны,
Таким образом, работа встала. Мальчик стоит в декорациях, оператор и камер-мен приглушенно матерятся, девушка с хлопушкой за голову схватилась, главный герой нервно курит сигарету за сигаретой. Режиссер отошел в сторону и подозвал к себе меня и Стаса, моего соученика по режиссерским курсам, также осваивающего профессию на ассистентском поприще. Правда, учился он у другого мастера.
– Делайте что хотите, но мне нужен плач! – негромко, но категорично заявил нам мэтр. – Громкий, отчаянный, пронзительный.
– Может, за кадром его потом дать? – возразил я. – Актриса какая-нибудь поплачет при озвучке.
– Ага, Клару Румянову вызову! – с нарастающей злобой проговорил мэтр. – На все про все двадцать минут, и чтобы он рыдал, как Ярославна!
Стас дипломатично молчал.
– Ну не подзатыльники же пацану отвешивать? – не уступал я.
– Алданов, тебе, я вижу, такая профессия не по душе? – с явной угрозой произнес мэтр. – Подзатыльники не подзатыльники, придумывай! Или даром курсы закончил?
Я ничего не ответил. Вылетать из обоймы легко, назад вернуться практически невозможно. Два года учебы псу под хвост? Мэтр отправился к грим-вагену, [3] а Стас заговорщицки усмехнулся и хлопнул меня по плечу:
– Зря волну поднимаешь! Через пять минут будет мэтру «плач Ярославны».
– Ты чего надумал? Это же ребенок, он в школу еще не ходит.
– Не беспокойся, Вовка. Никаких подзатыльников! Я его и пальцем не трону.
– Смотри, – произнес я.
3
Грим-ваген – специальный автофургон для гримирования и отдыха.
Стас мило улыбнулся и быстрым шагом направился к нашему юному актеру. Наклонился к мальчику, затем махнул оператору. А через пару секунд раздался отчаянный детский рев…
– Браво, Стас! – Мэтр одобрительно хлопнул моего соученика по плечу и укоризненно посмотрел на меня.
Я отошел в сторону, закурил. Тогда я еще был подвержен этой пагубной привычке. Часть съемочной группы смеялась, но другая стыдливо прятала глаза. Мальчик продолжал плакать, и его как могли успокаивали бабушка, девушка с хлопушкой и фотограф. Кадр был снят, звук записан, поэтому рыдания более не требовались. Каким образом Стасу удалось выполнить требование режиссера? Да очень просто. Мальчик на съемках не расставался с любимой игрушкой – маленьким розовым слоненком. Симпатичный
– Нехорошее дело ты сотворил, Стас, – сказал я потом соученику.
Хорошо, хоть сдержался. Драка на съемочной площадке – вещь последняя.
– Это же игрушка, – отозвался Стас. – Поплачет и забудет. Родители еще купят. Простой съемочной группы лучше?
Больше я со Стасом не разговаривал. Такое «кино» было точно не по мне… Одним словом, «господа, вы звери!». Точнее, мы. Стас сейчас продолжает работать в кино, я нет. И сегодня я не кино снимать собирался. Я должен был взять убийцу, виновного в смерти двух моих однополчан. А это не мальчик с розовым слоненком.
Поэтому я не остановлюсь, главное, чтобы Юлька не подвела! Мне вновь захотелось курить, но я довольно быстро сумел отогнать это желание. Происходит что-то с нами, ей-богу. И в жизни, и в кино… Раньше, в период Великой Отечественной, еще существовали какие-то нравственные нормы. И у наших, и у немецких снайперов. Нельзя, например, было стрелять в человека, отошедшего по нужде… В нынешних войнах никаких норм и запретов нет. Противник должен быть уничтожен любой ценой.
Похоже, именно этим законом и руководствовался ОН. «Черный снайпер», как он сам себя окрестил.
– Мне нужно два пистолета.
– Это невозможно…
Полковник смотрел на меня невозмутимо и уверенно.
– Вы хотите, чтобы я, безоружный, подставлял свою башку? – спросил я, столь же невозмутимо уверенный в своей правоте.
– Ну, во-первых, я готов дать тебе в помощь бойцов спецназа…
– Мы же договорились, что я работаю один.
– Могу предложить бронежилет. Облегченный, но надежный. Другие средства защиты.
– Два пистолета, полковник. Желательно «стечкины», но сойдет и «ПСМ». [4] Полковник испытующе посмотрел на меня, затем произнес:
4
«ПСМ» – пистолет специальный малокалиберный.
– С двух рук стрелять собираешься?
– Вот именно. По-македонски.
– Ладно, – кивнул фээсбэшник. – Понимаю, что даром палить не станешь. Будут тебе два «стечкина»… У нас для таких нестандартных ситуаций имеется «оружейный фонд». Но получишь их под расписку, по окончании немедленно сдашь и за каждый патрон, за каждый выстрел лично отчитаешься.
– Согласен, – улыбнулся я.
Полковник довольно-таки дельный мужик.
– И вот еще что… – произнес фээсбэшник. – Если у тебя есть час времени, встреться с человеком, поговори.
Полковник протянул мне бумажку с телефоном и адресом.
– Мой хороший знакомый, – пояснил он. – Офицер СОБРа, в прошлом сослуживец Виктора Озерова, Роки.
Час времени у меня имелся. С Юлькой мы должны созвониться после двух, а сейчас лишь двенадцать ноль пять.
Собровец сразу вызвал у меня симпатию, несмотря на его угрюмость. Он производил впечатление надежного мужика. Хоть он был чуть старше меня, мы сразу перешли на «ты». Мой полковник отрекомендовал меня наилучшим образом, поэтому офицер милицейского спецназа готов был ответить на мои вопросы.