Снайперы Сталинграда
Шрифт:
На левом фланге немцы пробились к Волге еще в октябре, успели вырыть траншеи и построить укрепления. Теперь, выбрав момент, ударили штурмовой группой перед рассветом. Уничтожили ножами и выстрелами в упор отделение, забросали гранатами расчет «максима» и стали спешно закрепляться.
Самое обидное, что удар по батальону ожидали, правда, не знали точного места. Командир полка за день перед этим передал Логунову половину пополнения (около семидесяти человек) и несколько ящиков боеприпасов. Это не спасло от прорыва хорошо подготовленного немецкого штурмового отряда, но помогло застопорить
Комбат Логунов сразу организовал контрудар, но сдвинуть вклинившихся немцев не удалось. Кроме нескольких пулеметов, им помогали минометчики. Две ожесточенные атаки закончились тем, что на снегу осталось более тридцати тел бойцов, в том числе командир роты.
Тяжело раненный, истекая кровью, он винил себя, что прозевал удар, не проверил лишний раз охранение.
— Молчите, вам вредно, — сказал санинструктор.
— Что вредно? — прохрипел ротный. — Две пули в грудь поймал. Куда уж вреднее…
Логунов понял, что выбить немцев и восстановить взаимодействие с полком можно только, если удар будет нанесен с двух сторон: силами полка и его окруженного батальона.
Утром напор со стороны немцев усилился. Из-за трехэтажного дома-крепости вели непрерывный огонь минометы, из оконных проемов сверкали пулеметные вспышки. Обстреливалась практически вся линия обороны батальона, заставляя бойцов вжиматься в глубину траншей и окопов.
Штурмовые группы, используя всевозможные укрытия, умелыми бросками все больше сближались с передовыми траншеями батальона. Если вчера основной удар пришелся по девятой роте, то теперь штурмовали командный пункт батальона и центральный опорный узел в развалинах железнодорожных построек.
С утра немцы произвели артиллерийский налет, но довольно кратковременный. Большинство орудий отвечали на залпы советских гаубиц с левого берега, добивали застрявшие среди льда суда, а затем и вовсе замолчали. Близким взрывом контузило командира батальона Логунова. Он плохо слышал и, считая, что остальные его тоже недослышивают, говорил громко, почти кричал.
Прежде всего он назначил исполняющего обязанности комбата на случай тяжелого ранения или своей смерти. Никого не удивило, что был назван Василий Васильевич Палеха. В ночном бою погиб командир девятой роты, командиром ее был назначен младший лейтенант Чурюмов, по существу, новичок, но других кандидатур у Логунова не было.
Ивана Шабанова, взводного в восьмой роте, он держал пока в резерве. Вроде не у дел оказался начальник штаба Орлов. Сейчас уже было не до бумаг и отчетов. А он продолжал сидеть за своим столом, начищенный, с утра побритый. Обычная самоуверенность уступила место растерянности.
— Мне что, теперь уже не доверяют? — спросил он, поймав взгляд Логунова. — Я что, Григорий Матвеевич, пустое место?
— Да вроде того получается, — отозвался на удивление спокойно командир батальона. — Ротой ты уже командовал, второй раз ротным я тебя ставить не хочу. Погубишь людей из-за своего дурацкого самолюбия, а мне надо хоть пару дней продержаться.
— Значит, у мальчишки этого, Чурюмова, шестимесячного лейтенанта, лучше получается?
— Думаю, лучше.
— Ставьте
— Не устраивай истерику, — оборвал его Логунов. — Считай себя в резерве. Собери данные о людях, имеющихся боеприпасах, продовольствии. А дальше решим.
Григорий Матвеевич Логунов получил несколько дней назад звание майора и орден Красного Знамени. По слухам, его собирались назначить на должность командира полка. Сейчас он действовал быстро и без лишней суеты. Глухота от контузии понемногу проходила, и говорил он уже нормальным голосом, но в коротких указаниях звучали звенящие нотки приказов будущего командира полка.
— Слово «отход» забудьте. Если кто побежит, расстреливать без лишних слов. Паника для нас страшнее фрицев.
Определили главные узлы обороны: железнодорожный барак, все еще державшийся благодаря мощной старинной кладке, остатки деревообрабатывающей мастерской, островки тополей и развалины частных домов между ними, железнодорожную линию.
— За линию вообще зубами держаться. Место выгодное, сплошная баррикада из воронок, шпал и скрученных рельсов. А ниже уже кусты, берег и Волга. Так что фронт и тыл у нас в одном месте.
— Как насчет боеприпасов? — спросил Чурюмов.
— Что смогли, выдали. Обходитесь своими силами. Ночью собирайте трофейное оружие и патроны. Все, добавить нечего. Держаться и еще раз держаться. Командиры рот свободны. Теперь с тобой разговор, Чумак.
— Слушаю, товарищ майор.
— Задача для твоих стрелков одна — выбивать немцев любыми способами. Сейчас уже не до хитрых засад. В первую очередь — пулеметные расчеты. Не давайте им спокойной жизни, они нашим бойцам головы не дают поднять. Офицеры немецкие что-то взбодрились, считают, с нами уже покончено, — выслеживайте и уничтожайте. Штурмовые группы обнаглели, лезут через все щели, некоторые на бросок гранаты приближаются. Выбивайте самых активных — остальные хвосты подожмут. Все понял?
— Так точно. Я тоже на линии, буду вести огонь.
— Только так. Писарей у нас хватает.
При этих словах дернулся за своим столом Орлов.
— Как там Матвей Черных? С напарником-сибиряком, как его…
— Холодов Михаил, — подсказал лейтенант Чумак.
— Там они с этим сибиряком, говорят, крепко фрицам вломили. Немецкий взвод двумя винтовками ополовинили. По существу вдвоем атаку сорвали. Черных как себя чувствует после ранения?
— Ползает, ковыляет понемногу, но в строю остается.
— Я туда нового командира роты отправлю, Чурюмова Костю. Пусть с ним Зоя сходит, глянет там Черных, повязку сменит. Кто у тебя сейчас заместитель?
— Черных не сможет. Андрей Ермаков, если что со мной случится. Крепкий парень, бьет сволочей в лоб.
— Ну все, иди.
За спиной Логунова сопел старший лейтенант Орлов.
— Чего сопишь? Как у нас с боеприпасами?
— По докладам ротных, у бойцов по восемьдесят-сто патронов на ствол. На «максимы» тысячи по полторы, но их всего четыре штуки осталось. К «Дегтяревым» — штук по пятьсот-шестьсот. Пулеметчики хитрят, у каждого заначка.