Снег на кедрах
Шрифт:
Уле Юргенсен ответил не сразу. Правой рукой с платком он снова взялся за набалдашник. Пожевал щеку изнутри; у него тряслась голова. Ему трудно было говорить.
— Я… я… нет, — ответил он.
— Не могли управляться с фермой?
— Не… нет.
— И как же вы поступили?
— Я… я… выставить ферму на рынок. На протажу, — ответил Уле Юргенсен. — Сетьмого сентября, сразу после празтника.
— В том же году? Вы внесли ферму в список агентства недвижимости?
— Та, сэр.
— Агентства Клауса Хартманна?
—
— А вы объявляли о продаже фермы каким-то иным способом?
— Мы повесить щит на сарай, — ответил Уле. — И все, больше ничего.
— А что потом? — спросил Элвин Хукс. — Кто-нибудь приходил смотреть ферму?
— Карл Хайнэ прихотить, — ответил Уле. — Ка… арл Хайнэ, сын Этты.
— Когда это было?
— Сетьмого сентября, — ответил Уле. — Вроте того. Прихотить Карл Хайнэ, чтобы купить ферму.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее, — мягко попросил его Элвин Хукс. — Карл Хайнэ ведь был… очень даже неплохим рыбаком. Они жили в прекрасном местечке на Мельничном ручье. Зачем ему понадобилась ваша ферма?
Уле Юргенсен долго моргал и в конце концов промокнул глаза носовым платком. Он вспомнил, как этот молодой человек, Карл-младший, в то утро въехал к нему во двор на «шевроле» небесно-голубого цвета, распугав всех кур. Он, Уле, был на крыльце и сразу понял, кто к нему пожаловал, сразу догадался, что тому нужно. Парень приезжал каждое лето, с женой и детьми. Они брали с собой тележки и собирали ягоды. Он, Уле, всегда отказывался от денег, но Карл настаивал. В конце концов Карл оставлял деньги на столе рядом с весами, придавив камнем. «Мне дела нет, что когда-то эта земля принадлежала отцу, — говорил он. — Теперь она ваша. Так что мы заплатим».
И вот теперь он приехал, такой же огромный, как и его отец, телосложением в отца, лицом в мать, одетый как рыбак, в резиновых сапогах. Да он и был рыбак, вспомнил Уле, и шхуну свою назвал в честь жены — «Сьюзен Мари».
Лисель налила парню чая со льдом. Он сел так, чтобы видеть клубничные поля. Вдалеке едва виднелась широкая стена дома Бьорна Андреасона — в том доме когда-то и жил Карл-младший.
Они поговорили о том о сем. Карл поинтересовался урожаем клубники, Уле в свою очередь спросил, как ловится лосось. Лисель справилась о здоровье Этты и спросила Карла, нравится ли ему выходить в море. «Нет», — ответил Карл.
Уле тогда подумал, что странно слышать такое от молодого парня. Он как будто сам себя унижал. Уле понял, что признание это неспроста. Карл к чему-то клонил.
Поставив стакан прямо у ног, Карл придвинулся к ним, будто хотел в чем признаться. На мгновение задержал взгляд на дощатом полу. «Я хочу купить у вас ферму», — произнес он.
Лисель рассказала Карлу, что теперь в его доме живет Бьёрн Андреасон и тут уж ничего не поделаешь. Лисель рассказала, что они с Уле вовсе не хотят расставаться с фермой, но и тут тоже ничего не поделаешь. Карл кивнул и потер щетину на подбородке. «Мне очень жаль, мистер Юргенсен…
Уле тогда ответил, что согласен. Что Карл жил в этих местах, знает их. И он, Уле, готов поступить по справедливости. После чего протянул молодому человеку руку.
Тот пожал ее с серьезным видом. «Я тоже так думал», — сказал он.
В кухне они обговорили детали. У Карла деньги были вложены в «Сьюзен Мари» и в дом на Мельничном ручье. Наличных на тот момент у него была тысяча долларов, он выложил их на стол. Десять банкнот по сто долларов. И обещал, что к ноябрю продаст шхуну, а потом и дом. «Вот жена-то обрадуется, — улыбнулась Лисель Карлу. — А то вечно вас, рыбаков, не бывает по ночам дома».
Уле Юргенсен оперся на трость. Он припомнил еще одного посетителя, пришедшего в тот же день, только позже, — Миямото Кабуо.
— Подсудимый? — переспросил Элвин Хукс. — В тот же день, седьмого сентября?
— Та, сэр, — подтвердил Уле.
— В тот самый день, что и Карл Хайнэ?
— Та, сэр.
— Только позднее?
— Мы как раз сатиться обетать, — ответил Уле. — И тут постучать Миямото.
— Он сказал о цели своего визита, мистер Юргенсен?
— Та, сказать то же самое, — ответил Уле. — Хотеть купить землю.
— Расскажите нам поподробнее, — попросил его Элвин Хукс. — Что именно он сказал?
Они сели на крыльцо, стал рассказывать Уле. Миямото видел щит на сарае. Уле вспомнил слова японца — как поклялся, что вернет участок, принадлежавший его семье. Этот японец совсем вылетел у него из головы. Все-таки девять лет прошло.
Еще Уле вспомнил, что еще в 39-м японец работал у него — вместе с бригадой он сажал малину. Уле вспомнил, как японец стоял в кузове пикапа, сбросив рубаху, и взмахивал кувалдой, забивая кедровые столбы. Должно быть, тогда ему было лет шестнадцать-семнадцать.
Уле вспомнил, что видел японца и по утрам — тот упражнялся в полях с деревянным мечом. Отца парня звали, кажется, Зэничи, ну или вроде того, Уле никогда не мог выговорить его имя.
На крыльце Уле спросил Кабуо об отце, но оказалось, что отец давно умер.
Потом японец поинтересовался насчет земли, насчет тех самых семи акров, когда-то принадлежавших его семье. Он хотел купить их.
— Видишь ли, ферма не продается, — ответила ему Лисель. — Уже продана. Сегодня утром приходил покупатель. Мне очень жаль, Кабуо, но это так.
— Та, — подтвердил Уле. — Нам очень жаль.
Японец напрягся. Вежливое выражение мигом слетело у него с лица, оно стало непроницаемым.
— Продана? Уже? — переспросил он.
— Да, — ответила Лисель. — Уже продана. Нам очень жаль, что так получилось.
— Что, вся земля? — спросил японец.
— Да, — ответила Лисель. — Нам очень жаль. Мы даже не успели снять щит.
Лицо Кабуо оставалось непроницаемым.