Снег в Техасе
Шрифт:
Посещение парижской Тургеневской библиотеки было почти безрезультатным. После настоятельных просьб и демонстрации витиеватого письма, написанного Василием Васильевичем, Марка допустили в архив. Папка, на которой значилось «Ольга Широкова. 1922–1938», содержала всего несколько листков. Это были рукописные тексты нескольких последних стихотворений и наброски к ненаписанной пьесе о Пушкине. Все это было давно опубликовано и широко известно.
– И это все? – вырвалось у Марка. – А где же остальной архив? В нем было не меньше двухсот листов…
Библиотекарша, Наталия Семеновна Липшиц, работала в библиотеке всего несколько лет. До того она была экскурсоводом
Наталия Семеновна повела Марка к картотеке, выдвинула ящичек на букву «Ш». В разделе «Широкова» значилось 205 документов. На последней карточке размашистым почерком было написано: «Архив взят для перевоза на хранение в Амстердам 3 сентября 1939 года». Подпись не читалась. Марк аккуратно сфотографировал карточку цифровой камерой.
Следующим по плану у Марка значилось посещение Префектуры полиции. Площадь перед собором Нотр-Дам была запружена машинами с мигалками, которые сновали по всем направлениям без видимой системы. Пройдя вдоль стены, Марк вошел в огромное старинное здание. Пожилой сержант в стеклянной будке был холодно любезен.
– Ваши документы, месье. Сожалею, но директор департамента по связям с прессой сегодня вас принять не сможет.
– Но у меня есть договоренность…
– Сожалею, месье. Директора департамента срочно вызвал министр…
Приняли Марка лишь на третий день. Сидя за огромным письменным столом красного дерева с бронзовыми инкрустациями, начальник лениво перебирал бумаги, которые разложил перед ним Марк.
– 1937 год… Подумать только… Меня еще и на свете не было…
Марк сочувственно хмыкнул.
– Надо запрашивать архив. А начальник архива как раз в отпуске. Но что-нибудь придумаем… Позвоните по этому телефону через неделю…
Через неделю Марк был опять в вестибюле Парижской префектуры. Сержант – на этот раз это был молодой африканец, – взглянув на водительские права Марка, белозубо улыбнулся.
– Вам пакет, месье, – и протянул Марку большой голубой конверт.
Марк вскрыл конверт у себя в комнате в гостинице. На стол высыпались ксерокопии машинописного текста. К первой странице была прикреплена карточка:
«С наилучшими пожеланиями…
Директор департамента по связям с прессой…»
Марк зажег настольную лампу – день был сумрачный, в открытое окно, через занавеску, струился тусклый свет – и погрузился в чтение. Присланные ему документы были копии протоколов допросов, учиненных Ольге Леви (урожденной Широкофф) в Парижской префектуре 22 сентября 1937 года. Краткое резюме этих допросов имелось в папке Василия Васильевича. Но эти протоколы были куда подробнее. Стенограф сумел записать каждое слово. Марку показалось, что он сам сидит в маленькой, жарко натопленной комнатке с занавешенными окнами и, не отрываясь, смотрит на маленькую седую женщину с большими голубыми глазами…
…Следователя он не видит – тот сидит спиной к нему, но Марк его легко представил – маленький, лет сорока, в поношенном пиджачке, лицо невыразительное, тонкие усики над верхней губой. А в углу комнаты, за другим столом сидит человек в синей полицейской форме. Это стенограф, он непрерывно пишет, покрывает страницу за страницей крючками и закорючками.
Голос у Ольги низкий и сипловатый. Говорит она пофранцузски бегло, но, как все русские, твердо произносит букву «р» и не всегда делает льезоны [1]
1
Льезон, связывание (фр. Liaison – связь, соединение) – во французском языке произношение непроизносимой согласной буквы на конце слова, когда следующее слово начинается с гласной буквы.
– Меня зовут Широкова, Ольга Широкова, по мужу Леви, родилась в России, в Москве 31 июля 1889 года. Я постоянно проживаю в Ванве, департамент Сена, в доме 65 по улице Потэна. Моя семья – это я, мой сын Вадим… он родился в Москве 10 января 1918 года… он учится в лицее… и мой муж – Григорий Леви. Он родился в Москве 1 августа 1888 года. Мы бежали из России в 1918 году. Во Франции с 1922 года. Я поэт и эссеист. Мои стихи и прозу часто печатают в русских газетах и журналах. Муж – журналист. В 1927 году он был редактором журнала «Евразия». Несколько лет назад он и несколько его друзей основали Союз возвращения, они призывают русских эмигрантов вернуться в Россию. У них есть помещение на улице де Бюсси. Я политикой не интересуюсь и взглядов мужа не разделяю. Последний год мы с мужем виделись редко, не чаще чем несколько дней в месяц. Он не говорил, куда уезжает… говорил «по делам»… Последний раз я видела мужа у нас дома в Ванве 1 сентября. Он сказал, что уезжает в Испанию, что он будет сражаться на стороне республиканцев. Больше я его не видела и писем от него не получала. Нет, я никогда не слышала имени Рената Шнайдер. Женщину на этой фотографии я никогда не видела. А это Николай Кондратьев, фотограф. Он часто увеличивал фотографии для мужа. Нет, мой муж не мог быть замешан в убийстве человека с польской фамилией. Я об этом читала в газетах. Мой муж и я, мы не приемлем, не допускаем насилие. Для нас жизнь – священна…
Вопросы часто повторялись – видимо, для проверки следователь задавал их опять и опять в разном порядке. Под конец допроса Ольга явно утомилась, речь ее стала невнятной, она с трудом подбирала французские слова.
Допрос продолжался ровно час.
– Благодарю вас, мадам. На этот раз – это все. Возможно, мы вас пригласим опять…
И добавил:
– Потрудитесь подождать несколько минут в соседнем помещении, пока мой секретарь перепечатает протокол…
– Распишитесь на каждой странице и поставьте число. Благодарю вас, мадам…
…Марк смотрит на план Парижа. Ванв… Южнее Периферийного бульвара. «Красный пояс» Парижа, здесь всегда голосовали за коммунистов. И названия соответственные: проспект Мира, Сталинградский бульвар… А вот и улица Жан-Батиста Потэна. Номер 65 на углу авеню Генерала де Голля. Как же туда добраться? На метро до мэрии Исси, а оттуда пешком по запутанным улочкам. Километра два, не меньше. Марк махнул рукой и заказал такси. Университет не обеднеет…
Машина стояла перед гостиницей.
– Мне нужно в Ванв. Вы знаете, где это?
Шофер кивнул. Ехали долго. Утреннее движение было хаотичным, пробки возникали почти на каждом перекрестке.
Марк заметил маленькую иконку на ветровом стекле и спросил у водителя:
– Вы русский?
Водитель не расслышал, и Марк повторил свой вопрос. Водитель кивнул:
– Да, я русский.
Марку показалось, что водитель это сказал с легким акцентом.
– Давно из России?
Водитель ответил через несколько минут – они пересекали Периферийный бульвар.
– Последний раз был в прошлом году.