Снег
Шрифт:
Через боль, унижение и страх Андрей извивался на грязном бетонном полу. Он прополз под расставленными ногами монгола, который, судя по звуку, харкнул ему на спину.
— Где мой сын? — просипел он, оказавшись в узком коридоре.
Вместо ответа получил два увесистых, злых удара кожаной дубинкой, после чего его запинали обратно в камеру и захлопнули дверь.
Избитый, униженный Андрей лежал в темноте на холодном бетоне, вспоминал лавину, которая сшибла его с ног, ударила по голове и спрессовала. Он почти не верил, что Максим, оказавшись в центре снежной вакханалии, выжил. Только неведение давало ему хилую
— Послушай, дружище, — зашептал Андрей, когда на следующий день открылась железная дверь, и в проеме показался маленький человек с испуганными потупленными глазами за толстыми линзами очков, в грязном поварском колпаке, в заляпанном фартуке поверх телогрейки. Не обращая внимания на шепот, тот зачерпнул половником из алюминиевого бака баланду, налил в миску и двинул по полу в камеру.
— Со мной был…
Из-за двери возник бритый шнырь и с размаху ударил дубинкой. Он словно специально затаился и ждал повода. Андрей в испуге отпрянул, орудие просвистело в сантиметрах от лица.
— Сучара, — проскрежетал Пидрола и ринулся вперед. Он снес раздатчика, наступил в железную миску, расплескал баланду. Поскальзываясь и спотыкаясь, нагнал остановленного стеной Андрея. С остервенением сыпал удары на выставленную руку, по бокам, бедрам и приговаривал:
— Не разговаривать. Не разговаривать. Никаких переговоров. Рот на замке. Не разговаривать.
Кроме того, что Андрей получил крепких тумаков, так еще остался без еды.
Двумя днями позже, когда ушибы более мене зажили, и смог разогнуться, Пидрола отвел его в общую камеру, показал на верхнюю койку:
— Твое место, — после чего сопроводил Андрея в овощехранилище. Две женщины, одна молодая, с разбитыми опухшими губами, с растрепанными неаккуратно связанными на затылке в пучок волосами, в рваной куртке с вылезшими лохмотьями синтепона, вторая — старуха со скрюченными артритом пальцами, в платке, в длинном драповом пальто сидели возле большого деревянного ящика, доставали из него картошку, обрывали отростки, затем кидали в железную тачку.
За работниками следили Пидрола и еще один молодой парень с кавказским лицом, жидкой бородкой, в черном бомбере, в армейских штанах и в берцах. Кавказец время от времени посматривал на молодую женщину сальным взглядом. В какой-то момент позвал ее:
— Светик, выйдем на пару двигов.
Безропотно узница положила клубень обратно в ящик, поднялась с табурета и, не поднимая головы, подошла к нему. Они скрылись за дверью. Снова появились спустя пять минут. С опущенной головой женщина села на свое место и продолжила сортировать картофель. Она шмыгала
— Что это за ме… — не успел договорить, как к нему подлетел Пидрола и с размаха огрел дубинкой:
— Было сказано, никаких переговорчиков. Ведь было? — он низко склонился над Андреем, который согнулся и руками закрывал голову. Пидрола выкатывал глаза, косил на спину и был готов бить.
— Да, было, — просипел Андрей и тут же получил новый удар.
— Никаких разговорчиков! — взвизгнул Пидрола. — Ты понял?
Андрей кивнул.
— Вот и ладненько, — надсмотрщик повернулся к лыбящемуся кавказцу, подмигнул ему, продолжил говорить пленнику, — Хочешь, я тебе ранку смажу.
— Нет, — просипел Андрей и получил то, чего ожидал. От удара ногой в плечо он упал с табурета.
В снежном тоннеле, когда их вели в столовую, Андрей спросил украдкой у девушки, что это за место. Она обернулась и шикнула:
— Замолти. Ти раб, — снова отвернулась. Андрей успел заметить выбитые передние зубы. «Черт подери, — думал он, сидя в тесной комнате за длинным столом рядом с еще шестью невольниками, — прямо концлагерь какой-то». Ели молча, уставившись в свои тарелки. В камерной зловещей тишине слышался лишь стук ложек о миски да хлюпанье ртов.
После обеда его и женщин снова увели на сортировку в овощехранилище. Остальные также разошлись по рабочим местам.
Вечером, когда в камеру привели последних двух невольников (женщины содержались в другом помещение), заперли дверь и выключили свет? Андрей, наконец, смог получить ответы.
По коробку чиркнула спичка, дрожащее пламя осветило камеру. Секунду спустя зажегся огарок свечи. Пожилой мужчина лет шестидесяти, похожий на узбека с морщинистым лицом, с бородавкой на скуле, с кустистыми седыми бровями, в грязной телогрейке прошел к столу. Поставил свечу на сделанное из фольги блюдце, повернулся к Андрею:
— Спускайся и садись, — рукой указал на скамью у стола, — ты расскажешь нам, а мы тебе.
Все так и случилось, только в обратном порядке. Андрей не мог ждать своей очереди. Познания присутствующих по его трагедии оказались крайне скудны. Хусан — старик поведал, что в тот день, когда привезли двух новых рабов, пропал Ёрик — уборщик. Его якобы убили. И если это сделал не Андрей, то очень вероятно, его друг. Отсутствие последнего среди рабов объясняется тем, что виновного либо казнили, либо ему удалось сбежать.
Крупный парень Влад лет тридцати супруг Светика, рассказал, что в тот день на этаже чинил розетку и слышал, как в кабинете орет Заза, проклиная какого-то инструктора. Также Андрей узнал, что это отель «Лампа Аладдина». Не современный, застрявший где-то в восьмидесятых, на удаление от городов и дорог. Несмотря на низкие цены, особым спросом не пользовался. На сезон из восемнадцати номеров было занято всего пять. Грузин Заза, который сейчас заправляет отелем, не хозяин. Бывший владелец Камиль сопел, отвернувшись к стене на койке в углу. Он не смог пережить утрату и унижение, зол на весь мир, неразговорчив и нелюдим.