Снегопад на курорте
Шрифт:
– Кто я для тебя? – спросила она, дрожа.
– У всех людей есть свои слабости. – Его смуглое лицо стало жестким. – Скажем, ты – моя слабость.
– А может быть, просто женщина, которая всегда в твоем распоряжении?
Сначала он явно разозлился, потом утомленно сказал:
– Если бы все было так просто, ни тебе, ни мне не о чем было бы беспокоиться. Доступных женщин предостаточно. К сожалению, ни одна из них мне не нужна.
Его рот, красивый рот, суровый и чувственный, все приближался. Она застыла.
– Я всего лишь собираюсь тебя поцеловать. В этом нет ничего ужасного. Кроме того, если ты снова скажешь «нет»… – Он не закончил фразу.
На этот раз, когда он накрыл ее рот своим, губы Кэролайн ждали его. Поцелуй был настойчивым и пылким.
Огненная лава побежала по ее жилам, обжигая ее и сметая на своем пути ненадежную защиту.
Когда он поднял наконец голову, ее глаза все еще были закрыты.
– Кэролайн! – нежно произнес он и провел рукой по ее щеке.
Подняв тяжелые веки, она посмотрела на него. Напряжение и ожидание были написаны на его лице. Он действительно ждал, поняла она… и поразилась. Он оставил решение за ней.
Если она сейчас уступит, он останется победителем навсегда. Но разве она и так не принадлежит всецело ему? Он завоевал ее сердце, и она никогда не сможет полюбить другого мужчину.
Пробормотав что-то, она уткнулась лицом в его теплую ладонь.
С просветлевшим, торжествующим лицом он взял ее на руки и понес в спальню, в которой она уже была четыре долгих года назад.
Нетерпеливые руки раздели ее и положили на огромную кровать. Потом Мэтью тоже сбросил одежду.
Когда он склонился над ней, она обвила его шею руками и притянула к себе, мечтая почувствовать прикосновение его рук.
Ничто не имело больше значения: ни его грубость, ни намеренная жестокость, ни даже страх быть отвергнутой и потерять уважение к себе. Переполненная каким-то нечеловеческим счастьем, она чувствовала только глубокую благодарность за то, что он здесь, с ней.
Не в силах оторваться друг от друга в круговороте, у которого не было ни начала, ни конца, они горели в лихорадке, продолжавшейся почти всю ночь.
Проснувшись на следующее утро, Кэролайн мгновенно все вспомнила и еще долго лежала с закрытыми глазами, упиваясь своим счастьем.
С легким вздохом она протянула руку, чтобы коснуться его, но оказалось, что в огромной постели она одна.
Отбросив пуховое одеяло, она накинула шелковый халат, лежавший на кресле, подошла к окну и отодвинула занавеску, чтобы взглянуть на сверкающий белоснежный мир.
Ночью снегопад прекратился, и рождественское утро было светлым и ясным.
У нее было так легко на сердце, что хотелось петь. Она прошла в ванную комнату, нашла в шкафчике упакованную в целлофан новенькую зубную щетку и тюбик зубной пасты.
Почистив зубы, приняв душ и причесавшись чужой расческой, она снова надела
Мэтью, облаченный в черные брюки и свитер с круглым воротом, готовил на кухне кофе. Кэролайн была босиком, а потому вошла бесшумно. Однако стоило ей появиться, как он тут же обернулся.
– Доброе утро. – Она улыбнулась ему и, светясь от любви и счастья, приготовилась к тому, что он сейчас ее обнимет.
– Доброе утро. – Выражение его лица было настороженным, а голос – вежливо-холодным. Я собирался принести тебе кофе.
Стараясь не показать своего замешательства, она взяла чашку и в тон ему вежливо ответила:
– Спасибо.
Пока они пили кофе, он сообщил ей:
– Чтобы было быстрее, я заказал завтрак.
А она-то рисовала себе картину того, как сама приготовит завтрак, а потом они, не торопясь, позавтракают вдвоем и вместе пойдут за Кетлин.
Через секунду или две раздался стук в дверь, и Мэтью громко откликнулся:
– Войдите!
Молодой человек вкатил заставленную едой тележку и, ловко орудуя, выгрузил все на стол.
Когда он удалился, Мэтью заученным жестом вежливости выдвинул стул для Кэролайн. Потом сел сам.
Он стал поднимать крышки с разных блюд и поинтересовался, словно адресуясь к незнакомому человеку:
– Что ты предпочитаешь?
Не желая показывать, что у нее сразу пропал аппетит, она выбрала два тоненьких кусочка хрустящего бекона и сделала вид, что ест.
Мэтью предпочел яичницу-болтунью и с мрачной физиономией начал есть. В его манере была какая-то затаенная обида, грозившая разорваться бомбой.
Спустя некоторое время, не в силах выдерживать напряжение, Кэролайн с наигранной веселостью воскликнула:
– Утро замечательное!
Мэтью не удостоил ее ответом, а взгляд исподлобья показал, что он не обращает внимания ни на нее, ни на ее попытку завязать разговор.
Уязвленная этим безразличием, Кэролайн проговорила:
– Я не понимаю, почему ты такой отстраненный, такой злой…
Подняв голову, он посмотрел на нее, но не ответил.
– Прошлой ночью я подумала… – Ее решимость иссякла, слова замерли. В отчаянии она спросила: – Что случилось?
Его глаза стали холодными и абсолютно зелеными. Он ответил:
– Ничего, собственно, не случилось. Просто при дневном свете все выглядит совершенно иначе. – Скривив губы, он продолжал: – Возвратившееся благоразумие настойчиво убеждает, что прошлой ночи не должно было быть.
Значит, он снова раскаивается – как тогда, в его доме в горах. Она словно снова услышала его вопрос: «Жалеешь о том, что произошло?» – и свой ответ: «А надо жалеть?..»
Тогда он будто дохнул на нее смертью, сказав: «Возможно, нам обоим надо…»